Церковные имущественные споры в Великом княжестве Литовском после заключения Брестской церковной унии (1596 г.).

Шукан Мария Геннадьевна,

аспирантка Института Государства и Права НАН Беларуси.

Научный руководитель – Довнар Таисия Ивановна,

д.юр.н., профессор Белорусского Государственного Университета.

Со времени утверждения христианства, как на землях Руси, так и Великого княжества Литовского, Православие прочно вошло в жизнь народа и государства, а Церковь получила определенную власть и в судебной сфере. По законам Великого княжества Литовского в судебной компетенции Церкви находились все духовные дела, а также дела между духовными лицами  и подданными церкви, включая имущественные. Высшей инстанцией по духовным делам и между духовными лицами православного исповедания являлся суд Константинопольского Патриарха. Если церковное учреждение находилось под правом патроната светского лица, включая великого князя, епархиальным архиереям были подсудны только настоятели подобных церковных учреждений и лишь по духовным делам[1]. Остальные споры находились в юрисдикции патрона (феодала, опекавшего церковное учреждение), в границах имения которого находился монастырь или церковь.

  Имущественные споры находились в компетенции государственного суда. Сфера же церковного судопроизводства по спорам, связанным с церковным имуществом в соответствии с обычаем и законодательными нормами распространялась на имущественные споры между церковными подданными, а также между светскими и духовными лицами в случае, если ответчиком было духовное лицо. Бóльшая часть споров по поводу церковного имущества на практике рассматривалась в судах светской системы, в т.ч. в великокняжеском суде, как в качестве апелляционной, так и по первой инстанции.

До создания Главного Суда (Трибунала) в 1581 г. высшей инстанцией для всех субъектов являлся великокняжеский суд. Кроме того, великий князь, как «верховный подавца и оборонца всех добр церковных», не только считал себя опекуном церковного имущества, находившегося под его патронатом[2], но и разрешал споры с участием епископов в качестве одной из сторон[3]. Поэтому многие споры, между православными и униатами, формально были подсудны королю, что имело отрицательные последствия для Православной Церкви. Признав единственно законной «Греческой религией»[4] униатскую церковь и отвергнув, вопреки более ранним королевским грамотам юрисдикцию Константинопольского Патриарха, великий князь пересматривал судебные решения светского кола Главного литовского трибунала по спорам между православными и униатами только в пользу униатов. Так, универсалом 1605 г., аннулирующим решение светского кола Главного Суда «яко неналежного», король обвиняет православных в обращении к Константинопольскому Патриарху. Такую позицию король обосновывает тем, что именно униаты, а не Православная Церковь с его точки зрения обладают законной юрисдикцией издавна[5].

Окончательно подсудность споров, связанных с церковным имуществом была определена Статутом 1588 г. Необходимо отметить, что Статут регулировал вопросы подсудности только в отношении дел со светским элементом, в частности, когда одной из сторон выступает светское лицо. Тем не менее, великий князь (король Речи Посполитой) нередко рассматривал духовные дела. В основном они касались конфликта между православным духовенством и униатскими иерархами, в частности о неподчинении духовенства митрополиту. При этом судебных решениях король,  ссылаясь на нарушение православными церковных канонов («каноны церкви святое»), присуждал православных, а также все имущество православных кафедр под юрисдикцию униатского митрополита. Имели место также дела о «баниции» (изгнании из страны с лишением гражданских прав) на основании решения митрополичьего суда о предании клирика анафеме[6]. Таким образом, король производил духовный суд, что не может входить в его компетенцию как светского лица.

Присвоение имущества Православной Церкви униатами после заключения Брестской церковной унии естественно привело к многочисленным межконфессиональным конфликтам. Автор статьи придерживается той позиции, что  акт заключения Брестской церковной унии являлся незаконным и неканоничным, из чего следует, что смена собственника на имущество Православной Церкви была неправомерна. Защите и  восстановлению имущественного положения Церкви  препятствовала невозможность обращения православных в светскую коллегию («коло») Главного Суда, которая была беспристрастна при разрешении споров между униатами и православными в отличие от коллегии judicio composito, имевшей смешанный состав (светские и духовные судьи). По законодательству, дела, связанные с исками о церковном имуществе, невыдаче десятины и т.п., как правило, рассматривались смешанной коллегией[7]. В соответствии с сеймовым постановлением 1609 г. дела с участием православных должны были разрешаться светским составом суда, однако это не было осуществлено на практике, т.к. печатном издании данного постановления поправка о рассмотрении дел в суде светского кола была исключена.

Недоверие к задворному королевскому суду, а также смешанному составу трибунального суда, как правило, принимавшим предвзятые решения побуждало православных избегать королевского суда и суда смешанной коллегии Главного Трибунала, в частности путем подачи иска в светское коло трибунала. Однако, во всех случаях обращения православных с жалобами в трибунал представители униатской церкви протестовали королю, пересматривавшему судебные решения в пользу униатов[8]. 

В архивных документах встречаются неоднократные протесты против пересмотра великим князем решений трибунального суда со стороны компетентных в судебных делах лиц. Так, Литовская метрика содержит цедулу панов послов (депутаты сейма) 1600 г. Великого княжества Литовского с просьбой к королю, чтобы он не пересматривал решения Трибунального суда[9]. Также  светским колом Трибунала в 1609 г. была принята публичная протестация против отмены декретов Главного трибунального суда королем. При этом указывается, что депутаты суда обратились к сенаторам (членам парламента), которые усмотрели в этом ослабление значения трибунала[10]. 

В заключение необходимо отметить, что в целом споры, связанные с церковным имуществом между светскими и духовными сторонами, а также между духовными лицами по делам, не обремененным межконфессиональным конфликтом, решения принимались в соответствии с нормами действовавшего законодательства на основе принципа равенства сторон и состязательности. Однако, в случае межконфессионального спора дела приобретали политический оттенок и решения диктовались соответствующей (проуниатской) религиозной настроенностью. Таким образом, королем и духовным колом Трибунала почти все споры между православными и униатами разрешались в пользу последних. Более того, сама принадлежность к православному вероисповеданию воспринималось верховной властью в качестве презумпции виновности и неправомерного поведения. Пересмотр великим князем судебных решений, принятых трибуналом в пользу православных мог быть оправдан лишь с формально юридической точки зрения, в соответствии с которой данные решения принимались судом «неналежным»[11], что, однако, не означает неправильности этих решений по существу дела. Рассмотрение же  великим князем духовных дел, а также факт подсудности ему иерархов, что противоречило нормам канонического права, в свою очередь, мог объясняться только существованием права патроната.

Поступила в редакцию 18 октября 2006 г.