ISSN 1991-3087
Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100
Яндекс.Метрика

НА ГЛАВНУЮ

Экстремизм эпохи постмодерна.

 

Ростокинский Александр Владимирович,

канд. юрид. наук, ст. преподаватель кафедры Уголовно-правовых дисциплин

Московского Городского Педагогического Университета.

 

Современное российское общество разнообразно. Его состояние достаточно сложно подвести под какую-либо универсальную категорию анализа и дать ему однозначное определение. Термины «модернизация», «криминализация», «трансформация», «либерализация» и т.п. пытаются охарактеризовать состояние современного социума в целом. Но уже само их количество и смысловая окраска говорят о том, что к единому мнению исследователи не пришли.

Однако, изменение меры свободы индивидов, возрастание роли большинства при принятии важнейших решений при сохраняющемся (и даже возрастающем) отчуждении индивида от государства и нации, создают опасность возникновения новых социальных конфликтов. Среди них важное место занимает экстремизм или экстремистская деятельность, направленная на обострение социальных конфликтов.

Исследователи отмечают, что «современный этап общественного развития требует пересмотра привычных форм общественной жизни, в которых исчезло ощущение «Мы», основанное на справедливости и солидарности. Только в малых социальных образованиях современный человек находит то, чего не дает ему «большое» сообщество.., находит понимание и сочувствие, солидарность и надежду на справедливость, ибо все эти социальные характеристики имеют не абстрактный, а вполне конкретный характер, ориентированный на утверждение нравственного начала общественной жизни».[1]

На удовлетворении данной потребности могут паразитировать различные лица, манипулирующие сознанием членов групп ради достижения различных собственных интересов: от недобросовестных работодателей, до организаторов бандформирований; от лидеров тоталитарных сект до экстремистов и террористов. В таком обществе могут возникать любые структуры: демократические, вождистские, анархистские, этатистские, эгалитарные и элитарные. Среднее арифметическое их всех дает в меру или не в меру авторитарный режим и присущие ему формы организации власти в виде полицейского государства (эффективного или не эффективного).

Неэффективность государства, правящей бюрократии, факты коррупции и произвола представителей власти активно используют в своей пропаганде различные общественные силы. Однако, далеко не во всех случаях эта пропаганда составляет содержание экстремизма. Для установления признаков экстремизма необходимо нарушение запрета пропаганды и агитации, возбуждающих социальную, расовую, национальную, религиозную ненависть и вражду, а также запрета пропаганды социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства (ч.2 ст.29 Конституции РФ).

По мнению И.А. Сазонова, политический экстремизм в большей степени вызывается социальными причинами, противоположностью интересов и стремлений не отдельных индивидов, а различных общественных групп.[2] Т.е. экстремизм, в отличие от радикальной политики государства, представляет совокупность уголовно наказуемых деяний частных лиц, даже если эти лица в определенных случаях используют возможности институтов государства (пребывание на государственной или муниципальной службе, использование государственных СМИ и т.п.).

Уголовно наказуемая экстремистская деятельность включает: специфические действия, совершаемые с применением насилия или без такового (ст.282 УК РФ), соответствующие публичные призывы (ст.280 УК РФ), организационную деятельность, направленную на совершение ряда иных преступных деяний (ст.282-1 УК РФ), в том числе, осуществляемую в нарушение вступившего в законную силу судебного акта (ст.282-2 УК РФ).

Классификация будет не полной, если не указать, что преступление, предусмотренное ст.282 УК РФ может выразиться, как отмечают исследователи, «в совершении любых действий, направленных на»:

1) возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды;

2) унижение национального достоинства;

3) пропаганду исключительности или превосходства либо, наоборот, неполноценности граждан, по признаку их отношения к религии, национальной или расовой принадлежности.

В свою очередь, организационная деятельность, составляющая объективную сторону преступления, предусмотренного ст.282-1 УК РФ, направлена на совершение одного или нескольких преступлений, предусмотренных ст.148, 149, ч.1 и 2 ст.213, ст.214, 243, 244, 280 и 282 УК РФ по мотивам идеологической, политической, расовой, национальной, религиозной или социальной ненависти или вражды.[3]

Изучение данной классификации позволяет поставить ряд вопросов, требующих скорейшего законодательного разрешения.

Во-первых, экстремистская деятельность, как её определяет ст.1 Федерального закона от 25.07.2002 г. «О противодействии экстремистской деятельности», охватывает совершение как уголовно наказуемых, так и административно наказуемых деяний, например, публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики.[4] Можно ли преследовать по уголовному закону публичные призывы к совершению административно наказуемых деяний?

Во-вторых, непонятно, почему из диспозиции ст. 282 УК РФ «выпал» признак возбуждения социальной вражды и направленных к тому унижений и пропаганды. Разве нужно обязательно дожидаться того, чтобы социальные комплексы и обиды приобрели форму националистических выпадов?

Например, по сообщению начальника УБОП при УВД Брянской области, в начале сентября 2006 года в г. Брянске выявлен факт распространения членами Брянского регионального отделения «Движения против нелегальной иммиграции» (ДПНИ) листовок экстремистского содержания, направленных на разжигание меж- национальной вражды и ненависти к лицам кавказских национальностей. Прокуратурой по данному факту возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного ч.1 ст.282 УК РФ.

В рамках расследования указанного уголовного дела на территории Брянской и Орловской областей проведено 16 обысков по месту жительства активных участников ДПНИ, а также в офисах фирм, используемых для хранения и изготовления печатной продукции экстремистского содержания. В ходе их проведения было обнаружено и изъято более 3000 листовок ДПНИ, 40 листовок РНЕ, 30 брошюр «Идея выживания», 120 газет «Дозор» №2 (7) за апрель 2006 г., газеты «Народный собор», «Знание – Власть!»; нацистская символика и атрибутика в виде шевронов и нарукавных повязок, антисемитский плакат, книги и другая продукция экстремистского содержания.[5]

В-третьих, экстремисты могут и не ограничиться совершением указанных действий, совершить иные уголовно наказуемые деяния против конкретных потерпевших. Где же в таком случае проходит граница между преступлениями экстремистской направленности и иными преступлениями, совершаемыми по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды (п. «е» ч.1 ст.63 УК РФ)? Где и каким образом бытовой конфликт перерастает в экстремизм?

Так, практически ничем завершилось расследование «громкого» уголовного дела в отношении членов неонацистской группировки «Шульц-88», возникшей в Санкт-Петербурге ещё в 2001 году. Расследование продолжалось два года, но в 2005 году данное дело по ст.282 УК было прекращено судом в связи с истечением сроков давности. Кроме того, ещё в ходе расследования в отношении одного из обвиняемых дело по ст.282 УК РФ было прекращено:  на момент совершения противоправного деяния ему не исполнилось 16 лет.[6]

По другому делу тот же Санкт-Петербургский городской суд осудил по ст.282 УК РФ пятерых членов неонацистской группировки «Mad Growd», виновных в многочисленных нападениях на выходцев с Кавказа и китайцев, в том числе в попытке сбросить одного из потерпевших с платформы под приближавшийся электропоезд. Суд приговорил четверых подсудимых к 2-3 годам лишения свободы каждого, с отбыванием наказания в колонии-поселении, а пятый – получил условное лишение свободы, как не достигший совершеннолетия на момент совершения преступления.[7]

Учитывая серьёзный общественный резонанс преступлений, совершаемых в нашей стране на почве национальной и религиозной ненависти и розни, некоторые исследователи предлагают снизить возраст привлечения к уголовной ответственности за совершение рассматриваемых преступлений до 14-летнего возраста.[8] Как будто, все экстремисты уже задержаны, изобличены, а правоохранительные органы и суды просто не знают, что со всеми ими делать.

Наконец, большие сомнения вызывает целесообразность отнесения российским законодателем преступлений экстремистской направленности к преступлениям против основ конституционного строя и безопасности государства. Рассмотренные деяния подрывают эти основы никак не большей степени, чем терроризм (ст.205 УК РФ), бандитизм (ст.206 УК РФ) или организация незаконного вооруженного формирования (ст.208 УК РФ). Во многих случаях совершение экстремистской агитации и пропаганды предшествуют, выступают этапом на пути совершения указанных преступлений, способствуют вербовке новых членов, прежде всего, молодежи, в ряды террористических и бандитских формирований.

Например, Карачаевским городским судом было рассмотрено уголовное дело по обвинению гр. Шайлиева К.А. в совершении преступлений, предусмотренных ч.1 ст.280 и ч.1 ст.282 УК РФ. Судом установлено, что Шайлиев К.А. с 1998 по март 2001 года являлся активистом, а с 1999 года и руководителем религиозного объединения «Мусульманское общество №3» (признанного судом экстремистской организацией). Активисты этого общества по приказу Шайлиева К.А. публично пропагандировали исключительность и превосходство мусульман над остальным населением Карачаево-Черкесской Республики и всего Северо-Кавказского региона, публично призывали к ведению войны против немусульманского населения региона с целью его порабощения.

Данная организация ставила своей целью насильственный захват власти в Карачаево-Черкесской Республики и во всем Северо-Кавказском регионе, насильственное изменение в этом регионе конституционного строя России путем насильственного установления религиозного мусульманского правления. Первым руководителем данной организации являлся с 1997 г. А. Гочияев, ныне разыскиваемый за совершение террористических актов в г. Москве и Волгодонске, а из членов этого общества 19 человек были привлечены к уголовной ответственности за совершение тяжких и особо тяжких преступлений, причем, 9 из них – за участие в незаконном вооруженном формировании.[9]

Другой вопрос, почему установленные законом наказания за совершение преступлений экстремистской направленности меньше установленных за «карманную» кражу? Такой подход ограничивает возможности правоохранительных органов проводить в отношении экстремистов определенные оперативно-розыскные мероприятия, а значит пресекать совершение преступлений на ранних стадиях их подготовки. На это обратил внимание депутатов Государственной Думы РФ в своем выступлении Министр внутренних дел России Р. Нургалиев 15 ноября 2006 г. Высказанные рекомендации об усилении наказания за совершение преступлений экстремистской направленности получили одобрение депутатов.

Но проблема, по мнению автора, значительно шире. Имплантация института уголовной ответственности за экстремизм в УК РФ обострила вопросы выработки концепции реагирования государства на деструктивные процессы, угрожающие общественной безопасности, как важнейшей конституционной ценности. Данную проблему можно рассматривать и как вопрос повышения эффективности борьбы с «фоновыми явлениями» экстремизма.

Так в 1996 – 2003 гг. происходила поэтапная декриминализация хулиганства. Полной профанацией защиты общественной собственности выглядит введение уголовной ответственности за вандализм с 14-летнего возраста. Виды наказания, предусмотренные ст.214 УК РФ фактически не применимы к лицам, не достигшим 16-летнего возраста.[10] Более чем на десятилетие растянулась реформа уголовно-правовых институтов организованной преступной деятельности. При совершенствовании института рецидива и упразднении квалифицирующего признака неоднократности совершения преступлений фактически снижены наказания за те формы профессиональной преступной деятельности, которые ранее признавались особо опасным рецидивом. Борьбу с легализацией капиталов, нажитых россиянами путем нарушений закона, вообще наиболее эффективно ведут правоохранительные органы иностранных государств. Доходы граждан, готовых платить наличными по 4000 и более «того, что сейчас нельзя вслух называть» (Г. Греф), за квадратный метр квартиры в столице нашей Родине, у себя дома никакие органы, похоже, не интересуют. Создается впечатление, что отечественный законодатель просто ограничивается полумерами по противодействию деградации основных социальных институтов при отсутствии стратегии или идеологии преобразований.

Как справедливо отметила Е.В. Стругова, «отрекшись от «единственно правильной» идеологии марксизма-ленинизма, закрепив в Конституции положение о том, что ни одна идеология не может быть признана в качестве обязательной или государственной, государство фактически обесценило себя (если не обезоружило) как властвующий элемент управления… Или же так легче управлять той группе людей, которая, решая свои – политические и экономические – интересы, стоит во главе государства?»[11]

Ничего удивительного нет в том, что подобным образом начинают поступать частные лица, всегда готовые предложить сторонникам и последователям любую «идеологию», но уже в качестве обязательной и непререкаемой, подлежащей насаждению любыми средствами, не считаясь ни с нормами права, ни с традицией или обычаями. А строй, в котором некоторые субъекты вольны поступать не так, как предписывают статуты и обычаи, а так, как велит родовая честь и личная доблесть, называется «феодализм».

Сегодня, когда в мире обозначился переходный период, называемый европейскими мыслителями «постмодерн», а в нашей стране происходит переход к новому обществу, старые ценностные ориентиры больше не работают, а новые ориентиры пребывают в стадии формирования, возникает опасность очередного «впадения в варварство», появления «очередного «Чингисхана», но уже с сотовым телефоном и возможностями массового истребления людей, уничтожения памятников культуры на порядок выше прежнего».[12]

В этих условиях необходим качественно иной уровень взаимодействия государства и важнейших институтов гражданского общества, гарантирующий соединение политической воли с современными научными знаниями, сплав здорового юридического прагматизма и новой правовой идеологии, понятной всем слоям населения, учитывающей менталитет народа, его национальных привычек и традиций.

 

Поступила в редакцию 11 апреля 2007 г.



[1] Гражданское общество: истоки и современность / под ред. И.И. Кальной, И.Н. Лопушанский. 2-е изд. СПб., 2002, С.34

[2] Сазонов И.А. Политический экстремизм и проблема его категориального осмысления // Вестник Московского ун-та. Серия 12. Политические науки. 2000, №2, С.108

[3] Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть. Учебник / под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, А.И. Рарога, А.И. Чучаева. М., Инфра-М., 2006, С.533, 536

[4] Собрание законодательства РФ, 2002, №30, Ст.3031; Российская газета, 2006, 29 июля

[5] По горячим следам, №45, 15-22.11.2006 г., С.3

[6] «Это вам за теракты!» // Новые известия, 2005, 20 сентября.

[7] Российская газета , 2005, 28 июня

[8] Кочои С. О противодействии экстремизму. // Уголовное право, 2006, №2 С.105

[9] Архив Карачаевского городского суда. Уголовное дело №21110

[10] Донченко А. Ненаказуемый вандализм? // Российская юстиция, 1998, №8, С.22

[11] Стругова Е.В. Формирование идеологии как фактор формирования политики в государстве // Государственная власть и местное самоуправление, 2006, №4, С.3

[12] Гражданское общество: истоки и современность. С.36

2006-2019 © Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов.
Все материалы, размещенные на данном сайте, охраняются авторским правом. При использовании материалов сайта активная ссылка на первоисточник обязательна.