О криминальных проявлениях субкультурных конфликтов в советском обществе.

Ростокинский Александр Владимирович,

кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин Московского Городского Педагогического Университета.

Середину 80-х гг. прошлого века отечественные исследователи характеризуют как период расцвета множества самодеятельных субкультурных объединений подростков и молодежи, называвшихся в прессе «неформалами». Большинство из них в той или иной форме демонстрировали свою оппозиционность существовавшим у нас в те годы официальным (формальным) институтам социализации подрастающего поколения, и потому воспринимались многими как угроза общественной стабильности и правопорядку.[1]

О криминогенности объединений «неформалов» можно спорить, поскольку криминальные конфликты составляют сравнительно немногочисленный «пласт» наиболее острых социальных конфликтов. Роль в этих конфликтах середины 80-х гг. относительно малочисленных и разрозненных группировок была неосознанно или вполне осознанно, преувеличена советскими СМИ эпохи «гласности».

Определенный интерес представляет вопрос происхождения массы течений в сравнительно ограниченный промежуток времени, прошедший с момента косвенного и не вполне последовательного признания прав общества на идеологическое и культурное многообразие. Вероятно, глубинные изменения в массовой культуре советского общества произошли значительно раньше, и «гласность» лишь создала условия для широкой рекламы фактически сложившегося состояния глубокой субкультурной дифференциации общества, разочаровавшегося в официальном единстве, единомыслии, закрытости и уравниловке.

В таком случае, нарастание субкультуных конфликтов в недрах советского общества должно было ознаменоваться специфическими криминальными явлениями, до определенного момента скрывавшимися правящей элитой от широкой общественности. Такие явления в послевоенной истории СССР отмечались, начиная с периода «оттепели» второй половины 50-х гг., и вплоть до начала 80-х гг., характеризовавшихся как «период застоя». 

В социальном плане рубеж 50 – 60-х гг. ХХ века знаменателен следующими моментами: во-первых, страна оправившись от послевоенной разрухи, заговорила, пусть еще и очень робким, языком потребителя; во-вторых, также впервые за историю России городское население по своей численности сравнялось с сельским; в-третьих, с началом массового типового строительства начиналась новая эпоха –  обособленного квартирного бытия.[2] Эти обстоятельства свидетельствовали о грандиозных переменах, происшедших в советском обществе - завершении растянувшейся на десятилетия индустриализации и демократизации, связанной с развенчанием преступлений сталинского режима.

В это время в СССР были отмечены две кампании «борьбы с хулиганством»: как реакция на массовые амнистии 1953 г. и в период реорганизации органов милиции в 1958 — 1960 гг. Если общество было едино так, как об этом заявлялось с высоких трибун, то зачем потребовалось защищать общественный порядок от массовых нарушений? Кроме того, в это время внутри движения «стиляг», зародившихся после знакомства советской молодежи с английскими «тэдди-бойс» («твидами») на Всемирном Фестивале молодежи и студентов, сформировалось движение «фарцовщиков».

Они сбывали немногочисленным иностранцам отечественные сувениры и произведения, выменивая их на валюту, которую использовали для накопления и покупки «фирменной», импортной одежды. Фарцовщики стали первыми предпринимателями советской эпохи, когда само предпринимательство, включая, спекуляции и валютные операции, признавалось тяжкими преступлениями. Многие фарцовщики были осуждены к длительным срокам лишения свободы, умерли в ИТУ или в ссылке, а некоторые были расстреляны по личному указанию Н.С. Хрущёва.

Из среды фарцовщиков вышли первые советские «подпольные миллионеры», «цеховики», тесно связанные с лидерами организованной преступности и коррумпированными чиновниками, сами ставшие в середине 80-х гг. активными деятелями кооперативного движения. В их среде, долгое время существовавшей под страхом уголовно-правовых запретов, было наиболее сильно влияние криминальной субкультуры, а внутри самой субкультурной группы формировались отношения с низким уровнем легитимности. Отсюда — феномен «новорусского» образа жизни, сленга, анекдотов.

Начало 60-х гг. ХХ века ознаменовалось возникновением массы общественных течений и субкультурных объединений, поскольку отечественная культура стала впервые почти за полвека формироваться не в отрыве, а в единстве с западной. На увлечения и образ жизни советских людей все большее влияние стала оказывать массовая культура Запада, в страну хлынул поток импорта. По мнению А.Козлова, впервые в истории молодежная музыка перестала быть по преимуществу развлекательным жанром и «взяла на себя несвойственную ей функцию социального протеста… Песенная лирика тогда имела очень широкий смысловой спектр, начиная с революционно-политических песен-плакатов и кончая абстрактно-философскими текстами».[3]

Наряду с поэтами-шестидесятниками существовали не менее выдающиеся физики-шестидесятники. Помимо них к той эпохе относят рождение таких течений, как в абстракционизм живописи, диссидентство в политике, авангардизм в музыке, увлечение джазом, а затем рок-н-ролом.

Нарастание недовольства существующими порядками первым выразили представители рабочего класса. Если в середине 50-х гг. массовые волнения вспыхивали на окраинах государства и в районах расселения ссыльных поселенцев, освобожденных из сталинских лагерей, но не реабилитированных, то в начале 60-х гг. волнения прокатились по промышленным центрам. Самым массовым выступлением против внутренней политики правительства Н.С. Хрущёва стало восстание рабочих в Новочеркасске (1962 г.).

Отметим, что уголовно-правовые нормы об ответственности за антисоветскую агитацию и пропаганду применялись достаточно редко, не более 200 раз за всё время их существования в УК РСФСР (1960 г.). Широко практиковались иные репрессивные меры, такие, как запрет проживания в крупных городах («высылка за 101 км»), помещение в закрытые психиатрические учреждения, ограничения при приеме на работу, лишение гражданства и высылка из страны.

Последовавшая затем эпоха застоя была отмечена значительной социальной дифференциацией, нарастанием кризисных тенденций в социально-экономическом развитии общества. Одновременно в стране возникли иные субкультуры:

- андеграунда (подполья), в которых доминировали настроения политического и нравственного противостояния существующему режиму. Поэзия уходит с эстрады на кухню, в подворотню, на туристский привал. Там хэмингуэевский стиль сливается с русским шансоном («блатным»), формируется феномен В. Высоцкого;[4]

- диссидентского движения, включая националистические и религиозные группы. В 1965 году арестовали Ю. Даниэля и А. Синявского. Литераторов «шестидесятников» почти перестали печатать. Их стихи и проза передавались в машинописных экземплярах из рук в руки, как «самиздат». Широкую известность получила демонстрация на Красной площади 12 правозащитников в 1968 году. Они развернули у Лобного места самодельный плакат, протестуя против ввода советских войск в Чехословакию. Четверо участников акции были осуждены к лишению свободы.

- движения хиппи, отражавших настроения усталости и разочарования, бегства от официальных структур и идеологии;

- новые субкультуры насилия: армейская «дедовщина», моббинг в самых разных группах подростков, этнические криминальные группировки и т.п.

Следует отметить, как важный криминогенный фактор, принятие нового УК РСФСР (1960 г.). С одной стороны, были декриминализированы трудовые и некоторые гражданские проступки. В то же время Кодекс содержал обширный перечень норм с административной преюдицией, широко применявшихся в отношении лиц с девиантным поведением. Среди них следует отметить: статьи об «антисоветской деятельности» и частном предпринимательстве, о преступлениях, отражающих пережитки местных обычаев и т.п., статьи об ответственности за спекуляцию, тунеядство, нарушения паспортных правил и правил административного надзора, за мелкое хулиганство, за добровольный гомосексуализм, позже — и мелкое хищение, самогоноварение, неуставные отношения между военнослужащими и ряд других. Применялись такие нормы достаточно избирательно, как правило, к лицам, уже попадавшим в поле зрения правоохранительных органов.

Одновременно для создания благоприятных данных криминальной статистики в советском законодательстве был повышен возраст привлечения к уголовной ответственности несовершеннолетних, а все деликты публичного права разделены на преступления (уголовно-наказуемые) и проступки (административно-наказуемые), возраст привлечения к уголовной ответственности был повышен до 16 лет. Повсеместное распространение в ОВД получила практика укрытия от регистрации выявленных и нераскрытых преступлений, массовым стало сокрытие преступлений и военным командованием.

О нарастании проблем охраны существующего строя в условиях нарастания субкультурных конфликтов в СССР 60-е гг. прошлого века свидетельствуют и иные факты развития советского законодательства. Так, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6.04.1963г. органы охраны общественного порядка (внутренних дел) наряду с органами прокуратуры и органами госбезопасности были наделены правом производства предварительного следствия.

В системе МООП (МВД) вновь создается следственный аппарат с сохранением в милиции права производства дознания по значительному числу преступлений в полном объеме. В 1965 г. начальники следственных отделов были наделены процессуальными полномочиями по руководству подчиненными следователями. 24. 08. 1966 г. в текст УПК РСФСР были внесены изменения, закрепившие упрощенный порядок досудебного производства (по протокольной форме) по делам о неквалифицированном хулиганстве.

Об остроте нараставших в обществе конфликтов свидетельствуют также факты совершения в конце 60-х — 70-х гг. прошлого века преступлений, до того не известных в СССР.

Так, в 1968 году двое солдат внутренних войск в г. Курске захватили заложников и открыли огонь из похищенного оружия по толпе, собравшейся на привокзальной площади. Было много убитых. В том же году была отмечена первая попытка захвата рейсового пассажирского самолета, следовавшего из Алма-Аты в Москву, с целью его угона в Южную Америку. Задержанный был признан невменяемым и направлен на принудительное лечение. Годом позже офицер Советской Армии В. Ильин похитил оружие и пытался убить Л.И. Брежнева, застрелив водителя и  ранив несколько человек.

В 1973 году бандой Бразинскасов был захвачен и угнан в Турцию рейсовый самолет. Убита стюардесса, несколько человек получили ранения. В 1975 году при попытке обезвредить террориста в воздухе был взорван самолет, следовавший рейсом из Москвы в Читу. Погибли все находившиеся на борту лайнера.

В 1977 году членами нелегальной националистической партии «Дашнакцутюн» Закитяном, Степаняном и Багдасаряном в г. Москве были организованы взрывы в магазине, на улице и в метро, повлекшие жертвы гражданских лиц. По словам Закитяна, он боролся против советского строя и мстил русским, «неважно, кому именно: женщинам, детям, старикам – главное русским».[5]

Конец 60-х гг. ХХ века характеризовался также ростом пассивного недовольства и появлением в СССР хиппи. Появлению данной субкультуры предшествовало массовое увлечение городской молодежи СССР музыкой группы «Битлз». Пластинки и фотографии артистов приобрести легально было невозможно, бешеным спросом пользовалась продукция фарцовщиков, продававших всё это тайно, на улице, в условленных местах. Эти действия становились предметом разбирательства на комсомольских собраниях вплоть до конца 70-х гг.

Первую политическую демонстрацию советских хиппи, протестовавших против войны США во Вьетнаме, состоявшуюся в 1971 г. Москве возле посольства США, разогнали силами милиции и внутренних войск. К задержанным применялись различные меры административного воздействия: от 15-суточного ареста до подписки не появляться в пределах Садового кольца. Через два года в связи с отменой запланированного рок-концерта на Дворцовой площади в г. Ленинграде произошла стихийная демонстрация «неформалов» на Невском проспекте. Несколько задержанных участников были осуждены за хулиганство и сопротивление сотрудникам милиции, остальные - подверглись административным арестам. Многие, кроме того, потеряли работу, были исключены из ВЛКСМ, отчислены из учебных заведений и т.п.[6] Ответственность за участие в несанкционированном митинге или уличном шествии советское законодательство в то время ещё не предусматривало.

Своеобразным явлением советского «хиппизма» той эпохи стала «система», сообщество, в которое стекались различные лица, выпавшие из социальной структуры. Эти лица «пиплы», образовали особый мир, существующий параллельно с обычным миром, контр- культурное движение. Его опорой выступала сеть конспиративных квартир («флэтов»), разбросанных по всей стране, нередко они становились местом изготовления, хранения наркотиков и сокрытия лиц, ушедших из семьи  и скрывающихся от розыска. Первоначально «Система» отличалась большой гибкостью и открытым характером. Движение переплеталось с интеллигенцией и богемой, поддерживало отношения с религиозными кругами.[7]

Таким образом, уже к началу 70-х гг. прошлого века в СССР сформировалась достаточно пестрая картина неконтролируемых властями субкультурных объединений и даже их организационных структур. Социальная напряженность, кризис партийно-советского государства и обострение субкультурных конфликтов выступали важными факторами роста насильственной преступности, прежде всего, хулиганства, а также совершения новых видов преступлений экономической направленности, воинских и политических преступлений, включая преступления террористического характера.

Поступила в редакцию 22 декабря 2007 г.