Иноязычия как элемент языковой игры

Западная Ксения Владимировна,

аспирант кафедры русского языка и теории языка Педагогического института Южного федерального университета,

преподаватель кафедры языкознания и иностранных языков Ростовского филиала Российской академии правосудия.

Научный руководитель – доктор филологических наук, профессор

Меликян Вадим Юрьевич.

Иноязычные лексические единицы являются экспрессивными средствами языка, обусловливающими функционально-стилистическое варьирование словарного состава языка-реципиента. В рок-поэзии иноязычия выполняют определенные функции и способствуют раскрытию идейного содержания. Однако функционирование заимствований в современной русской рок-поэзии — пока мало изученное явление.

Активное использование иноязычий обусловлено стремлением рок-поэта не только к экспрессии, к образности языка поэтического произведения, но и его стремлением воздействовать на психоэмоциональную сферу читателя.

В целях усиления прагмалингвистического эффекта своих произведений рок-поэты используют разнообразные приемы. Одним из таких приемов привлечения внимания читателя к особенностям авторского контекста, к своеобразию выражения авторской идеи, является сознательное нарушение языковой нормы [Гришанина, Чмыхова, 2006].

Полагаем, что на современном этапе изучения активных процессов, происходящих в речевой практике, целесообразно проследить употребление иноязычий в рок-поэзии как элементов языковой игры.

Керхер купить в москве

Очень выгодные цены. Удобная доставка/самовывоз. Купить

minimoyker.ru

Одним из таких примеров является композиция «Барон за рекой» из репертуара группы «Агата Кристи»: Я был бы просто швайн, когда б я сделать то,/ Что я не поднимайт платок ваш. Битте, фрау!/ Вы подумать, майн готт! Что вы, никогда/ Немецкий храбрый зольдат не есть мародер!/ Дас ист нихт Бухенвальд, их бин нихт оккупант,/ Их бин гость страна-чернозем./ Да, я люблю эта рюсская матка-зима. /../ О, я читать много Пушкин, я читать Толстой,/ Любить Чайковский я почти как Вагнер. Я/ Я из дворян, потомственный барон фон Фриц,/ Их бин офецирен, а не фашист./ Я буду вас вести в майн муттернахт Берлин. /…/ Вы есть Олеся, русиш милый ведьм. /…/ Нам невозможно теперь делать ауфидерзейн,/ Но вы не есть любить меня, так что ж./ Я вас любил унд либен. Еще выпить может,/ Но я лучше застрелюсь./ Он застрелился пара пэлум в рот./ Над ним сомкнула воды мутер Волга./ Был ночь. Коровы шли на водопой./ А партизанин плакал за рекой.

Швайн, [нем. Schwein]. груб. Свинья (о человеке).

Пара пэлум, парабеллум, [лат. para bellum готовься к войне]. Автоматический скорострельный пистолет особой системы (ТСИС, 507).

Очевидно, в настоящем тексте иноязычные лексемы употреблены в качестве элементов языковой игры, по законам которой построен весь стихотворный текст. Языковая игра может преследовать различные цели. В данном контексте целью автора является подражание определенной языковой личности. Так, в целях создания образа немецкого солдата, автор прибегает к использованию такой разновидности языковой игры как прием речевой маски. Нарушения на различных уровнях, связанные с национальной особенностью речи лирического героя, направлены на создание более сильного прагматического воздействия. Текст построен таким образом, что в нем перемешались русские, иноязычные, записанные кириллицей, и намеренно исковерканные слова, в совокупности которые создают эффект ломанного русского языка.

На фонетическом уровне наблюдаем смягчение гласного: рюсская — «фонетический гибрид», демонстрирующий характерный для немецкого языка палатальный умлаут, в данном случае [ü], т. е. сдвиг вперед гласного заднего ряда. Примечательно, что в немецком прилагательном russisch такой фонемы нет.

Нарушения на словообразовательном уровне встречаем в единицах: поднимайт, офецирен, партизанин. Автор использует слова-гибриды, которые представляют собой или сочетание русских и немецких морфем (офецирен, партизанин), или некое подобие немецких слов (поднимайт). В случае создания морфемного гибрида автор наделяет лексему окончаниями характерными для разных частей речи в немецком языке, например: офецирен, [нем. Offizier], офицер + en (окончание глаголов 1-го, 3-го л., мн.ч., наст. вр.); партизанин, [нем. Partisan], партизан + in (суффикс существительного). Глагол поднимайт, вероятно, являет собой пародию на широко известный глагол немецкого происхождения arbeiten — работать. Ассоциация с этим глаголом строится на добавление к основе слова части словоформы немецкого глагола – eit, [ait]: подним + [ait].

Также одним из приемов языковой игры является графическая фиксация иноязычных лексем: их бин нихт оккупант, муттернахт. Написание последнего слова, вероятно, тоже игровое — в немецком языке такое слово отсутствует, и как нам кажется, его прототипом является существительное Mitternacht — полночь.

На уровне морфологии нарушения происходят в родовой принадлежности: милый ведьм.

На синтаксическом уровне нарушения связаны с управлением: я люблю эта рюсская матка-зима; я читать Толстой; с согласованием: русиш милый ведьм. Также любопытна подстановка избыточного глагола-связки: вы не есть любить меня; смыслового глагола: делать ауфидерзейн. Сюда же относится комическое обыгрывание поэтических строк А.С. Пушкина, сравните: Я вас любил: любовь еще, быть может,/ В душе моей угасла не совсем;/ Но пусть она вас больше не тревожит;… и Я вас любил унд либен. Еще выпить может,/ Но я лучше застрелюсь.

Также в современной русской речи, отмечает Л.П. Крысин, отчетливо проявляется тенденция к эвфемизации [Крысин, 1994]. Использование заимствований в рок-поэзии как средств эвфемизации тесно взаимосвязано с языковой игрой. Рассмотрим функциональную взаимозависимость лексем швайн и пара пэлум, которая проявляется в следующих аспектах:

1) в конкретной речевой ситуации заимствования швайн и пара пэлум являются вполне естественными, и присущая им эвфемистическая функция, как кажется, отступает на второй план; немецкое швайн выглядит как родное слово, используемое не вместо русского свинья, а по незнанию; латинское исковерканное пара пэлум представляется привычным для лирического героя с профессиональной точки зрения;

2) экспрессивность этих заимствований обусловливает выбор автора: слово швайн изначально имеет грубую окрашенность, которая, однако, гасит характерную для русского эквивалента окрашенность, чем здесь и достигается эффект эвфемизации; пара пэлум представляет собой сочетание метонимического переноса — название огнестрельной системы → предмет — и мотивированного отклонения от языковой нормы, которое, в определенной степени, смягчает трагический исход (Он застрелился пара пэлум в рот).

Более пристальное рассмотрение рок-текста выявляет наслоение средств художественной выразительности, придающих ему особую достоверность и красочность. Кроме того, отклонение от норм в данной композиции, служит средством создания иронии. Как отмечает Н.С. Валгина, осознанная речевая ошибка, к месту и со смыслом сделанная, придает речи некоторую пикантность [Валгина, 2003]. Очевидно, что в представленном примере «некоторая пикантность» носит явный гротескный характер. Являлось ли это интенцией автора или, скорее всего, песня сложилась сама собой, об этом мы можем только размышлять. Здесь стоит вспомнить строки из книги Бориса Гребенщикова «Не песни»: «слова песен имеют смысл, но переводу на человеческие понятия не поддаются» [Гребенщиков, 2002].

Рассмотрим еще один пример такого функционального сплетения: Я в жизни видел много съемов и сам не раз снимал/ В шикарных барах Аризоны и у кафе «Кристалл»./ Но не могу не удивляться, как простой русский матрос/ Задал в нестандартной ситуации правильный вопрос./…/ Она сказала: «Would you like to take a little walk with me?»/ А он не понял ни хера./ И предложил ей прогуляться по молу до утра./ Она сказала: «I know a place where we can be free...» -/ "Пройдемся налегке!"/ Он заглянул в ее глаза и сказал на иностранном языке:/ «Russo matroso, а-га, Your be, your be! О'Key? О'Key!» («Russo Matroso», «Чиж & С°»).

«Would you like to take a little walk with me?», англ. Не хотите ли немного прогуляться.

«I know a place where we can be free...», англ. Я знаю, одно местечко, где нам никто не помешает.

«Russo matroso, а-га, Your be, your be! О'Key? О'Key!», исп. Russo русский, matroso, Your be — образованы фонетическим способом, О'Key, межд. [англ. O.K. восходит к выражению all correct все правильно, все в порядке] разг. Возглас одобрения, согласия (ТСИС, 483).

Приведенный отрывок взят из одной из наиболее известных композиций в творчестве группы «Чиж & Со» «Russo Matroso». Популярность этой шуточной песни во многом определена ее экспрессивными возможностями. Перед слушателем предстает «нестандартная» ситуация знакомства двух молодых людей, принадлежащих к разным культурам и обладающих разной языковой компетенцией. Для создания образов своих героев автор использует прием речевой маски. Как отмечает, А.П. Сковородников, языковая игра может иметь изобразительный характер — служить для имитации человека или для наглядного изображения ситуации говорения [Сковородников, 2004]. Так, в уста юной англо-говорящей иностранки автор вкладывает грамматически правильные фразы. Здесь мы говорим об иноязычных вкраплениях. Другой участник речевой ситуации, «простой русский матрос», языковая компетенция которого носит лишь видимый характер. Для достижения комического эффекта автор мастерски инкрустирует речь своего героя словечками, имеющими фонетические, морфологические, грамматические, лексические «особенности», рисующими образ не очень знающего, но уверенного в себе, немного нагловатого, беспечного парня. Фраза, которую он произносит, состоит из слов, принадлежащих к трем разным языкам: русский — а-га; испанский — russo, английский — your be, о'кey. Креативный морфемный гибрид matroso, очевидно, имеет производящую основу матрос с присоединением к ней форманта -о, придающего сходства с испанским языком, и для пущей убедительности все это подано в латинской графике — matros + o. Такое намеренное отступление от нормы придает тексту своеобразный стилистический «шарм»

Неподдельный интерес вызывает сочетание «Your be, your be!», которое в лексическом плане носит совершенно оторванный от действительности характер, а фонетически напоминает русское грубо-просторечное выражение, ярко определяющее интенции речевого героя. Назначением этого выражения является смягчение его настоящего контекстуального смысла. В данной ситуации можно также говорить о разновидности языковой игры — балагурстве. Вопрос заключается в том, можно ли в данном отрывке рассматривать каждую лексическую единицу иноязычного происхождения в отдельности и наделять ее соответствующими функциями или целесообразно говорить о языковой игре, компонентами которой они являются. Заметим, что вырванные из данного контекста эти слова потеряли бы многие свои изобразительные и выразительные качества.

Необходимо отметить, что число примеров такого яркого функционирования заимствований в рок-поэзии невелико.

В соответствии с проведенным исследованием, полагаем, что на современном этапе изучения иноязычной лексики в русской рок-поэзии целесообразно выделить следующие особенности употребления иноязычий как элементов языковой игры:

1) обеспечение наиболее сильного прагматического воздействия на реципиента;

2) подражание определенной языковой личности (прием речевой маски);

3) использование иноязычных единиц в языковой игре сопровождается отступлениями от кодифицированных норм на различных уровнях языковой системы: на фонетическом уровне наблюдаются нарушения, связанные с подражанием речи представителей какой-либо национальности; на словообразовательном уровне типичным является создание морфемного гибрида; на уровне морфологии нарушения происходят в родовой принадлежности; на синтаксическом уровне нарушения связаны с управлением и согласованием;

4) активное использование приема графической фиксации иноязычного слова;

5) создание комического эффекта;

6) тесная взаимосвязь эвфемистической функции и функции создания комического эффекта.

Языковая игра обусловлена задачами прагмалингвистического характера, содействует сильному воздействию на адресата. Благодаря языковой игре в один ряд объединяются совершенно разноплановые элементы, явления различного характера. В результате разрушаются представления о привычных стереотипах, о законах логики. Это, несомненно, соответствует основной задаче рок-поэзии, а именно оптимизации эмоционального восприятия текста слушателем. Такая особенность языковой игры обусловливает ее особое место среди стилистических приемов, используемых в рок-поэзии.

Литература

1.                  Валгина Н.С. Теория текста: Учебное пособие. – М.: Логос.-2003.—280 c.

2.                  Гребенщиков Б. Не песни. М.: Антао. -2002. – 214 с.

3.                  Гришанина Е.Б., Чмыхова Н.П. Авторская фразеология в свете языковой игры. // Активные процессы в современном русском языке: Материалы Всероссийской межвузовской конференции / Отв. ред. Г.Г. Инфантова, Н.А. Сенина. — Ростов н/Д: Легион, 2006. — 416 с. (С. 348-352).

4.                  Крысин Л.П. Эвфемизмы в современной русской речи. Русистика. – Берлин, 1994, № 1-2.- С. 28-49.

5.                                                                                                                          Крысин, Л.П. Толковый словарь иноязычных слов. – 3-е изд., стереотип. М.: Рус. яз., 2001. — 856 с.

6.                  Новый Большой англо-русский словарь: В 3 т.; Под общ. рук. Ю.Д. Апресяна и Э.М. Медниковой. — 5-е изд., стереотип. М.: Рус. яз., 2000. — 832 с.

7.                  Сковородников А.П. О понятии и термине «языковая игра». // Филологические науки.-2004.-№2.

Поступила в редакцию 04.05.2009 г.