Сверхоборотень, как авторский способ познание бытия в романе Виктора Пелевина «Священная книга оборотня»

Помялов Артем Викторович,

аспирант Череповецкого государственного университета.

В романе Виктора Пелевина «Священная книга оборотня» метод построения сюжета можно охарактеризовать, как своего рода новый «философский реализм». Данный способ основан ни на противопоставление двух начал и ни в коем случае не на выборе лучшего варианта, как в ранних произведениях автора, на преодолении ограниченности обоих. Писатель в произведении представлен своими двумя ипостасями: одну представляет лиса А Хули, другую – волк Саша Серый. Настоящий художник, по мнению Виктора Пелевина, - это всегда совокупность лисьих (абсолютно оторванная от реальности философская доктрина, постмодернистская игра в конструирование новых реальностей, которые только и могут быть абсолютно истинными, зомбирование читательской воли) и волчьих качеств (следование инстинктам, упрощением картины мира до единственно возможной парадигмы, сведение текстов к уже известным вариациям и структурам, слишком серьезным отношением к литературной деятельности вообще и к своему месту в ней в частности). Но, чтобы стать истинным художником слова, нужно поочередно преодолеть ограниченность обоих частей авторского эго. Сначала Пелевин преодолевает свое лисье «я», вытаскивая на свет образ Волка, а затем, соединив две личины вместе, поняв и приняв свою оборотническую писательскую природу, преодолевает и их, совершая переход к третьей ипостаси творческого сознания – к Сверхоборотню.

В своих более поздних произведениях, к которым относится и «Священная книга оборотня» Виктор Пелевин постепенно дополняет восточное сугубо метафизическое объяснение действительности. «Как говорит нагваль Ринпоче, встретишь Будду – убивать не надо, но не дай себя развести»[1]. Автор сознательно обращается к западным философским доктринам. Теперь Лао-Цзы и Гаутаму Будду дополняет, например, Фридрих Ницше, чье понятие притворства, как основного атрибута человеческой сущности, почти полностью повторяет Пелевин в романе. «Интеллект, как средство для сохранения индивида, развивает свои главные силы в притворстве; ибо благодаря ему сохраняются более слабые и хилые особи, которые не могут отстаивать себя в борьбе за существование с помощью рогов или зубов. У человека это искусство притворяться достигает своей вершины: здесь обман, лесть, ложь, тайное злословие, поза, жизнь, полная заемного блеска, привычка маскироваться, условность, разыгрывание комедий перед другими и перед собой, - короче, постоянное порхание вокруг единого пламени тщеславия»[2].

Так же и одна из ключевых идей «Священной книги оборотня» о том, что все человеческие действия и процессы (войны, катастрофы, свадьбы и разводы, новые товары и услуги и т.д.) никак не влияют на соотношение сил во Вселенной, которая постоянно находится в состоянии равновесия и человек не в состоянии это изменить, принадлежит Ницше. «Атомная бомба, одеколон Гуччи, презерватив с ребристой насечкой, новости СNN, полеты на Марс – все эти пестрые чудеса даже не коснулись тех весов, на которых взвешивается суть мира»[3]. Вот эта оригинальная «сцена с весами» из его книги «Так говорил Заратустра»: «По какому мосту идет к будущему настоящее? Какое принуждение принуждает высокое склоняться к низкому? И что велит высшему – еще расти вверх? Теперь весы в равновесии и неподвижны»[4].

Автор не только не скрывает, но и выпячивает те культурные коды, которые ассимилированы в его тексте. Например, в раскрытии темы «писательского оборотничества» Пелевин следует за Карлосом Кастанедой, который в своих произведениях как раз и разрабатывает тему супрафизического энергетического сдвига, другими словами, превращения человека в оборотня. «Я в юности Кастанедой увлекался. А потом прочел у него в одной из книг, что осознание является пищей Орла. Орел – это какое-то мрачное подобие Бога, так я понял»[5]. Ярче всего влияние Кастанеды прослеживается в механизме наведения морока при помощи хвоста, которым обладают лисы. Это понятие практически полностью совпадает с кастанедовским понятием «остановки мира», которую может совершать творец.

Но писатель, как собственно и оборотень, ни статичная субстанция, он развивается, перерождается, трансформируется. Писатель становится классиком, оборотень – сверхоборотнем, в случае преодоления ограниченности своих взглядов и суждений. По Пелевину подобный переход - это ни какой-то качественный скачок вверх, а лишь изменения восприятия самого себя, внутренний процесс, который были бы невозможен без постижения обоих «низших» оборотнических ипостасей – лисы и волка. «Есть некая система взглядов, откуда пришло это слово. Сверхоборотень – точно такое же звание, как генерал. Только дает его традиция»[6].

До этой «должности» невозможно дорасти, познавая все новые и новые пласты знаний. Ее можно только вырастить внутри себя: «Я абсолютно уверена, что все легенды о Сверхоборотне следует понимать как метафору. Сверхоборотень – то, чем может стать любой из нас в результате нравственного самоусовершенствования и максимального развития своих способностей. Каждый является им в потенции уже сейчас. Поэтому искать его где-то снаружи – означает заблуждаться… Но каждый из нас может изменить себя, выйдя за собственные пределы. В этом смысле выражение «Сверхоборотень» - тот, кто вышел за свои границы, превзошел себя. Сверхоборотень приходит не с Востока и не с Запада, он появляется изнутри»[7]. В этих мыслях практически неприкрыто просвечивает буддистское понимание нирваны, то есть просветления. Буддийскую концепцию излагает и Желтый Господин, говорящий о том, что «заблуждающийся ум может попасть в мир богов, мир демонов, мир людей, мир животных, мир голодных духов и ад»[8]. Здесь, впрочем, следует отметить, что в своем описании круговорота бытия писатель несколько отходит от буддийского канона и открывает «крамольную» тайну о том, что в каждом из миров сансары, кроме мира животных, говорится о том, что он «самый подходящий для спасения». Это необходимо Пелевину для того, чтобы доказать свой тезис – «сверхоборотень приходит изнутри». Для этого не нужно проходить через множество миров как принято считать в классических буддийских учениях, а нужно лишь познать самого себя, свою природу, причем прямо здесь и прямо сейчас. Именно достижение нирваны, освобождение, достигаемое посредством познания собственной природы, является ключевым буддийским мотивом, присутствующим в романе.

Через понятие Сверхоборотень Пелевин также выявляет и свое отношение к видоизменяющейся и неустойчивой как во временной, так и пространственной перспективе, истине. Сверхоборотень и есть единственный путь к ее постижению. Автор продолжает заниматься своим любимым делом, нивелировать понимание истины, как некоей определенной сущности, объективной и познаваемой. «Когда тебе задают вопрос «что есть истина?», ты можешь только одним способом ответить на него так, чтобы не солгать. Внутри себя ты должен увидеть истину. А внешне ты должен сохранять молчание. Молчание и есть ответ»[9].

Кроме того, Сверхоборотень – это еще и новая эволюционировавшая ипостась темы «пустоты», которая, так или иначе, присутствует в любом произведении Пелевина. «Сутра Сердца «форма есть пустота, а пустота есть форма» есть одновременно и замок и ключ ко всему»[10]. Пелевин в очередной раз перефразирует тезис из священного буддистского текста «Праджняпарамита-хридая-сутру» о конечной природе реальности: «Любая форма - это пустота, а пустота – есть любая форма»[11].

«Сверхоборотень – это тот, кого ты видишь, когда долго глядишь вглубь себя. Но там ничего нет. Это и есть Сверхоборотень. Потому что это Ничего может стать чем угодно. Сверхоборотень по очереди становится тобой, мной, этим пакетом яблок, этой чашкой, этим ящиком, - всем, на что ты смотришь. Это первая причина, по которой его называют Сверхоборотнем. Кроме того, любого оборотня можно, фигурально выражаясь, взять за хвост. А Сверхоборотня взять за хвост нельзя, потому что у него нет тела. И это вторая причина, по которой его так называют. Сверхоборотень – это просто пустота, которую можно заполнить чем угодно. К этой пустоте ничего не может прилипнуть. Ее ничего не может коснуться, потому что стоит убрать то, чем ее заполнили, и она снова станет такой как раньше»[12].

Писатель-постмодернист – это собственно и есть та самая пустота. Не зря же в «Священной книге оборотня» фигурируют именно оборотни-лисы и оборотни-волки (то есть представители семейства собачьих). Собаки издают характерный вой «у», а именно так по-китайски и звучит слово «пустота». Если убрать все, что писателем услышано на стороне, подсмотрено, замечено набегу, то ни останется Ничего. Правда, в этом и есть главная тайна художественного творчества: только у писателя это Ничто может через какое-то время снова стать чем-то великим и замечательным. Если разобраться, нигде нет ничего настоящего. Есть только тот выбор, которым ты заполняешь пустоту.

Сверхоборотень в романе Виктора Пелевина наделен некими атрибутами. К ним, в-первую очередь, относятся: истина, тайна, пустота и ключ. Истина – это такая выдуманная мыслительная категория, которая стремится раскрыть герметичный ларец Тайны существования (чаще – высшего), с помощью магии внутренней алхимии. При этом именно Истина, как самый популярный на сегодняшний день Миф, пытается использовать Ум и Язык как Ключи к этой Тайне. Однако, как ни старается человек или Оборотень, эти ключи не подходят. Нужны другие, собственные, уникальные Ключи к ней, то есть сугубо персональные Философии/Учения, которые нередко отказывают Истине в существовании. Пелевин вообще против каких-либо поисков, будь-то поисков истины, человеческой сущности или национальной идеи, а в конечном итоге, поисков Бога. Поиски лишь ведут от одних заблуждений, к другим заблуждениям. Это, своего рода, вечный путь, который не имеет ни начала, ни конца.

Так что единственный путь, который позволяет оборотню стать Сверхоборотнем, человеку познать сущность мира (то есть себя самого), а писателю преодолеть свою ограниченность и зацикленность на вопросах добра, зла, поисках истины, как некой объективной реальности, а главное найти взаимопонимание с собой и окружающим миром, любовь. Разумеется, не в утилитарном и опошленном варианте (любовь к Родине, к женщине, к исторической эпохе, партии, вождю и т. д.), а в онтологическом ее понимании. В конечном счете, через заполненность любовью обрести вновь первородную пустоту, а с ней и высшую для творца истину.

Литература

1.                  Иванов С. Стилистические особенности восточных религиозных текстов. – М., 2008.

2.                  Ницше Ф. Об истине и лжи во вненравственном смысле. – М., 2007.

3.                  Ницше Ф. Так говорил Заратустра. - СПб: Азбука-классика, 2004.

4.                  Пелевин В. Священная книга оборотня. – М., 2005.

Поступила в редакцию 21.06.2010 г.