Лексикализация эмоции «страх» в художественном англоязычном тексте

Адамчук Татьяна Валерьевна,

кандидат филологических наук, доцент кафедры английского языка Мордовского государственного педагогического института им. М. Е. Евсевьева.

Не смотря на то, что изучение эмоций в настоящее время представлено достаточно широким кругом психолингвистических исследований (Арнольд И. В., Филимонова О. Е., Пищальникова В. А., Шаховский В. И. и др.), ряд вопросов остается открытым, поскольку имеет дискуссионный и актуальный характер.

В традиционной лингвистике принято считать, что эмоциональное и рациональное – явления, противопоставленные друг другу в языке и речи. Поступь языка и мысли относительно синхронна, эмоции же добавляют некоторые второстепенные коннотативные характеристики основному значению слова. Эмоциональный фактор при этом в тексте художественном играет важную роль, поскольку эмоционализация художественных событий способствует реализации одной из основных функций текста данного жанра – воздействующей. Следовательно, определение роли и места эмоционального фактора, зачастую доминирующего в художественном тексте, – вопрос неординарный, а эмоциональное сопровождение речевой деятельности актуально и для языковой личности (как для адресата, так и адресанта).

Эмоции пронизывают наш язык, и практически любая проблема, связанная с изучением языковых реалий, так или иначе (прямо или косвенно) выводит исследователя на эмотивный уровень. Именно поэтому ученые, (Филимонова О. Е.) подчеркивают важность, значимость и самостоятельность эмотивной функции языка [Филимонова, 2007: 21-22].

Поскольку одной из ведущих особенностей эмоции является обобщение и коммуникация, - эмоциональный опыт включает в себя как индивидуальные переживания, так и сопереживания, возникающие в ходе общения (активного, пассивного, виртуального). Сигналы об эмоциях, подаваемые другими людьми / персонажами художественного произведения, зачастую определяют, насколько верно мы интерпретируем их действия, поступки, слова.

Лингвистов интересуют эмоции разного характера и уровней. Особое место при этом отводится отрицательной эмоции «страх», которая редко остается вне рамок исследования, отчасти благодаря отодвинутой вглубь веков истории своего возникновения, поскольку дата зарождения страха совпадает с датой рождения человека.

Страх, как известно, стимулирует индивида на действия и поступки, палитра которых может быть самой разнообразной и непредсказуемой: положительной или отрицательной, от внезапно нахлынувшего парализующего волю чувства до продолжительного ощущения беспокойства и тревоги, либо неуловимого, необъяснимого мимолетного предчувствия недоброго.

Несмотря на высказываемую стройность научных позиций, изучение эмоции «страх» не принадлежит к разряду однолинейных. Благодаря многообразию проявляемых оттенков эмоции, имеет место порождение различных средств и способов презентации данного феномена в тексте.

Страх как отрицательная эмоция может возникнуть не только в реальной, но и воображаемой ситуации опасности. Психологи различают страх-боязнь перед конкретной опасностью и неосознанный страх-тоску; страх может быть пассивным («забиться в угол, съёжиться») и активным («паническое бегство»), не исключается вероятность испугаться «до смерти». Под влиянием бурного кратковременного переживания страха индивид порой не способен контролировать свои дела и поступки, тем более четко вербализировать свои ощущения и мысли. Однако, на уровне исключения из правил, данная эмоция все же обладает некоторой устойчивостью и способностью отражения лингвистическими средствами.

Напомним, что чувство страха может проявляться на физиологическом уровне в плане неподконтрольных субъекту физиологических процессов (бледность лица, дрожь в голосе) или желаний (желание спрятаться, убежать, сжаться и т. п.), что, в свою очередь, влечет за собой контролируемую / неконтролируемую эмоциональную, моторную активность и / или речевую деятельность.

Посредством проведения лингвистического анализа выявлено, что на языковом уровне страх может вербализоваться посредством симптоматических выражений двух типов:

1 – выражения, описывающие физиологические, непосредственно наблюдаемые реакции человека на причину / источник страха, например: белеть / бледнеть от страха, дрожать от страха, онеметь (потерять дар речи) от страха, цепенеть от страха, завизжать от страха, кричать в ужасе, визжать от страха, съёживаться, стараться стать незаметным от страха, крепко прижиматься к чему-либо от страха / вжиматься в кресло от страха, вскрикнуть от страха, отпрянуть в страхе / ужасе, на лице отражается страх, в глазах мелькнул страх и т. п. (англ.: to blanch with terror, quake / tremble / shake with fear, to be startled beyond speech with fear, to freeze with fear, to scream with fright, to scream in horror, to shrivel up, cling fast (to) smth. / be numb / shrivel up with fear in one's chair, to cry out for fear, to draw back in fear / horror, fear dismays features one’s face, there was a flicker of a fear in one’s eyes etc.).

2 – метафорические выражения, отражающие не реально наблюдаемые реакции организма (психофизиологические), а вербальную концептуализацию страха у адресанта, например: мороз по коже, окаменеть от страха, душа ушла в пятки от страха, страх / ужас леденит сердце, кровь в жилах стынет и т. п. (англ.: It makes one’s blood creep, to be petrified, to have one's heart in one's mouth / throat, terror froze one’s heart, It makes one’s blood freeze etc.).

Поскольку можно описывать эмоциональные состояния, закреплять их на языковом уровне, у лингвистов имеется возможность практического изучения эмоции «страх». Однако по причине многообразия проявления последней, вопрос номинации, которая может быть прямой / косвенной (назывательной / описательной), остается одним из сложных и интересных в эмоциологии текста – лингвистической дисциплине, изучающей репрезентации эмоций в тексте [Филимонова, 2007: 8].

Достаточный лингвистический опыт и проведенный собственный языковой анализ средств и способов презентации данного феномена в художественном тексте посредством различных частей речи позволяет сделать вывод о том, что достаточно непросто передать эмоцию «страх», опираясь лишь на какую-либо конкретную часть речи (существительное, прилагательное, наречие, глагол). Объяснение заложено в яркости проявления данного эмоционального состояния, часто тяготеющего к аффекту, что требует мобилизации физических, душевных сил индивида, а, следовательно, и скрупулезного отбора языковых средств эмоционализации со стороны автора произведения, репрезентирующего данную эмоцию.

Вместе с тем, выражение эмоции «страх» вполне допустимо и полноценно и на уровне номинации посредством отдельных лексических единиц. Приведенный ниже фрагмент художественного текста подкрепляет высказанные мысли:

Dick had settled down to his new life, which he was weak enough to consider nothing better than death.

It is hard to live alone in the dark, confusing the day and night; dropping to sleep through sheer weariness at mid-day, and rising restless in the chill of the dawn … . When thinking ceased through sheer weariness, there poured into Dick's soul tide on tide of overwhelming, purposeless fear-dread of starvation always, terror lest the unseen ceiling should crush down upon him, fear of fire in the chambers and a louse's death in red flame, and agonies of fiercer horror that had nothing to do with any fear of death [Kipling R., 1975: 202].

Благодаря обилию эмоциональной лексики, данный отрывок достаточно экспрессивен и его воздействующая функция на реципиента велика. Автор сконцентрировал в малом по объёму текстовом фрагменте практически все существующие (как прямые, так и косвенные) состояния эмоции, создав, таким образом, лексическую периферию концепта «страх»: fear, death, dark, night, fear-dread, terror, agony, horror, fear of death. Контекстуально значимыми и воздействующими на адресата / читателя в данном случае становятся все, без исключения, перечисленные лексические единицы. Они либо обозначают эмоцию «страх», имея логико-предметное значение, реализующее мысль (понятие) о данной эмоции на уровне осознания ее (эмоции) существенных признаков (fear, death, night, terror, agony, horror, fear of death), либо представляют собой эмотивное значение, так как реализуют непосредственно эмоцию страха (dark, fear-dread) в тексте [Шаховский В. И., 2008: 96]. Находясь во взаимодействии друг с другом и художественной ситуацией, данные слова-эмотивы усиливают эмоционально-коммуникативную сущность ядра "fear" в конкретном контексте

Если приведенный выше пример представляет собой презентацию страха «из вне / со стороны» посредством авторского комментария описательного характера, то представление эмоции в рамках узуально-эмоциональной конструкции, имеющей устойчивую структуру, определенную интонацию, строгий порядок слов, может рассматриваться как переживание страха «изнутри». Наиболее типичной конструкцией в плане презентации эмоции «страх» являются структуры, типа I am afraid, I am frightened:

1. We crowded round, and … I had a peep of dirty, ragged, back-haired child … . I was frightened, and Mrs. Earnshow was ready to flying it out of door [Bronte E., 2003: 36-37].

2. Quite so; you seem to me to have just what you want.

Yes, but I am afraid it can’t last. Under such circumstances a woman is easily put into a false position in the eyes of the World … .

I am so afraid she won't put up with it any longer. And even if she did – if out of attachment to me she were to disregard ... Would it be a thing you would find it impossible to countenance? Gregers. Not in the least. Not by any means [Ibsen H., 1915: 94].

Следует заметить, что приведенные выше случаи презентации эмоции «страх» являются, как правило, выражением внутреннего, порой необъяснимого, страха, близкого к дурному предчувствию. Такой иррациональный страх, в некоторой степени, подвластный контролю со стороны разума человека, имеет характер относительно умеренного проявления и может быть переведен не только на язык мимики и жестов, но и слов.

Подобная трансляция страха посредством устойчивых эмоциональных конструкций, когда слова «говорят сами за себя», не требует дальнейшей конкретизации, так как является прямой номинацией эмоции. При этом важная роль здесь отводится эмотивной лексике, которая называет эмоцию персонажа открытым текстом.

Воздействующая сила текста напрямую зависит от плотности эмотивов: увеличение последнего пропорционально усилению эмотивной прагматики художественного текста. Хотя, лексикализация не является единственным средством презентации анализируемой эмоции в художественном тексте, именно эмотивная лексика способна выражать и эмоцию, и её понятие. Именно эта лексика заложена в основах авторской коммуникативной стратегии, которая всегда направлена на стимулирование художественного восприятия.

Литература

1.                  Филимонова О. Е. Эмоциология текста. Анализ репрезентации эмоций в английском тексте: учеб. пособие / Филимонова О. Е. – СПб.: ООО «Книжный Дом», 2007. – 448 с.

2.                  Шаховский В. И. Категоризация эмоций в лексико-семантичской системе языка / В. И. Шаховский. – М.: ЛКИ, 2008. – 208 с.

3.                  Bronte E. Wuthering Hights / E. Bronte. – L.: Penguin Books, 2003. – P. Р. 36-37.

4.                  Evans D. Emotion: the Science of Sentiment / Evans, D. – Oxford: Oxford University Press, 2001. – P. 64.

5.                  Ibsen H. A Doll’s House and Two Other Plays / H. Ibsen. – L.: J. M. Dent & Sons Ltd, 1915. – 300 р.

6.                  Kipling R. The Light that Failed / R. Kipling. – M.: Progress Publishers, 1975. – 285 p.

Поступила в редакцию 27.09.2010 г.