ISSN 1991-3087
Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100
Яндекс.Метрика

НА ГЛАВНУЮ

Люмпенская и элитарная составляющие экстремистской преступности

 

Ростокинский Александр Владимирович,

кандидат юридических наук, доцент кафедры

уголовно-правовых дисциплин юридического факультета

Московского городского педагогического университета.

 

То, что видим мы – видимость только одна.

Далеко от поверхности моря до дна.

Полагай несущественным явное в мире,

Ибо тайная сущность вещей – не видна.

О. Хаям

 

Эта статья возникла как продолжение дискуссии, участником которой довелось стать автору. Тема обсуждения была достаточно почтенной: как классовая принадлежность влияет на правопослушное или на преступное поведение. Правда ли то, что граждане из так часто поминаемого «среднего класса» демонстрируют большее законопослушание при обращении с ближними и исполнении гражданских обязанностей? Ответы на эти вопросы потребуют предварительного рассмотрения поведения представителей, так сказать, крайних полюсов нашего социума, их группового вклада в совершение преступлений различных видов.

Здесь нам сразу же предстоит решить сложную задачу выбора определений, чтобы не впасть в обычную терминологическую путаницу и не перенести расхожие представления в достаточно специфическую сферу криминологии. Например, студенты говорят мне: «Кто же не знает, что такое маргинальная преступность? Это — разные бомжи, опустившиеся рецидивисты и прочие челкаши». Вопрос о маргинальном, т.е. неопределенном общественном статусе молодёжи в целом обычно ставит собеседника в тупик. Между тем, данный статус обнаруживается «во-первых, в сознании собственной малозначимости, во-вторых, в необходимости себя определить через мнение других»[1]. Точно такая же проблема встает перед представителями очень многих социальных групп. Вот другой пример из русского (русско-американского! — Авт.) шансона: «…Очень трудно разобраться, где здесь Запад, где Восток. Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой…» А взять положение человека, вынужденного резко поменять образ жизни вследствие ухода на пенсию, увольнения после многолетней службы из Вооруженных Сил, неожиданно свалившегося, «как снег на голову» богатства. Большинство миллиардных состояний в современной России так и возникли: либо в результате нескольких удачных трансакций, либо назначения верного человека на должность модератора финансовых потоков…

Поэтому определение преступности представителей «верхних» и «нижних» классов, как преступности лиц, занимающих маргинальное положение (от франц. Marginal — надпись на полях, нечто или некто «вынесенные за скобки», пребывающие на периферии доминирующих структур и процессов), не способствует прояснению ситуации. Действие в условиях правовой неопределенности, доминирования неформальных норм и личных договоренностей, ощущение потерянности, непонятности происходящего, ожидание опасности и т.п., как и стремление любой ценой избавиться от этих неприятных состояний, упрочить свои позиции среди ближайшего окружения, судорожные поиски modus vivendi[2] — хорошо знакомы в нашем обществе и бродяге у метро, и пресловутому олигарху. Вероятно, сопутствующие проявления девиантного, с точки зрения большинства сограждан, поведения, включая уголовно наказуемые поступки, тоже достаточно равномерно распределены среди представителей численно расширившихся социальных страт.

Культурная маргинальность, как отмечают исследователи, находит своё выражение в многообразных формах молодежной субкультуры[3]. Механизмы социализации таковы, что традиционная, общепризнанная эталонная субкультура («субкультура отцов»), в основе которой лежит готовая система ценностей, не согласуется с жизненным опытом, приобретенным в новых социальных условиях. Замечено, что наибольшее количество субкультур «выдают» низшие классы социальной иерархии, представители которых в наибольшей мере ощущаются неудовлетворенность системой ценностей доминирующей субкультуры (группы субкультур) артикулируемых и ретранслируемых представителями правящего, высшего класса. Однако, бунтарские радикальные субкультуры среди них являются довольно редким явлениям, хотя и наиболее заметным.

Обращаясь к анализу явления экстремизма, косвенно связанному с наличием объединений, исповедующих радикальные идеологии, необычные для большинства населения религиозные верования или осуществляющими иные коллективные практики, не одобряемые окружающими, следует отметить, что данные группы являются по своему составу преимущественно молодежными (свыше 85% лиц, моложе 30 лет, 92 — 95% — моложе 35 лет).

При этом, количество лиц молодого возраста, состоящих в радикальных молодежных объединениях, составляет крайне незначительную долю (до 3%) соответствующих возрастных групп, а друзьями — до 9%[4], т.е. не более 1,6 — 1,9 млн. человек в возрасте от 15 до 30 лет. В то же время, по данным МВД России (2008 г.) лишь около 11 тысяч молодых людей входили в экстремистские объединения, из которых менее половины склонны к совершению насильственных преступлений[5]. То есть активно практикующих «экстремистов», по официальной данным, от 5000 до 5500 на всю Россию.

Для сравнения, общее количество лиц, в основном, из тех же возрастных групп, систематически употребляющих наркотические средства, составляет, по данным И.Ю. Сундиева, не менее 2,8 млн. человек[6]. Вероятно, количество алкоголиков больше в разы. Количество инноваторов и конформистов, из последних сил стремящихся соответствовать навязываем эталонам успеха и мечтающих о проникновении в средние и высшие страты, ещё труднее подсчитать. Некоторым ориентиром может служить количество студентов вузов, которых в России 7,5 млн., уже в 2,5 раза больше, чем во всем СССР в середине 80-х гг. прошлого века. Основную массу составляют студенты всевозможных внебюджетных факультетов, обучающиеся на платной основе[7].

Конечно же, все эти группы, вкупе с нашей пенитенциарной системой (ещё около миллиона осужденных и заключенных под стражу по решению суда — Авт.), исправно поставляют деклассированные, люмпенизированные элементы на «социальное дно», лиц утрачивающих позитивные социальные связи и демонстрирующих нисходящую социальную мобильность. Отсюда, заслуживающей рассмотрения является гипотеза о преимущественно люмпенском характере экстремистской преступности в нашей стране.

Термин люмпен-пролетариат (от нем. Lumpen — «лохмотья») был впервые использован небезызвестным К. Марксом для обозначения низших слоев пролетариата. Позднее «люмпенами» стали называться все деклассированные слои населения: бродяг, нищих, жертв пагубных привычек, уголовных элементов и проч., как не имевших постоянных и законных источников дохода. В наши дни так называют лиц без социальных корней, отчужденных от господствующих в обществе моральных и правовых норм, готовых без рассуждений повиноваться более сильному лицу, то есть обладающему в данный момент реальной властью. Люмпенизация общества означает увеличение доли этих слоев в населении и распространение психологии люмпенов в условиях социального кризиса[8].

Как отмечается в литературе, в современной России по интенсивности выра­жения ксенофобии, по агрессивности реакций резко выделяются учащиеся ПТУ, рабочая молодежь, школьники, проживающие в малых, кризисных го­родах, находящихся в зоне притяжения больших городских центров. «Именно на стыке больших и малых городов (или в соответствующей этим условиям социальной среде мегаполисов — пролетаризированных слободах и поселко­вых окраинах) возникают демонстративно агрессивные шовинистические группировки: нацисты, скинхеды, баркашовцы и др.»[9] Выявленные социально-психологические особенности проявляются как в формировании преступной мотивации, так и в особенностях механизма преступного поведения:

- преобладание насильственных преступлений над имущественными посягательствами (80 и 50% соответственно), фактически корыстные мотивы встречаются довольно часто, но слабо выявляются, оставаясь «в тени» мотивов ненависти или вражды;

- спонтанный характер проявлений насилия при нападениях на потерпевших, планирование в основном на стадии определения общего намерения совершить преступление и последующего сокрытия или демонстрации следов, видеоотчетов (20 — 25%). Сама же «акция» осуществляется с учетом складывающейся обстановки: «шли, увидели, набежали, повалили…» (до 90%)[10];

- относительно высокая доля преступлений, совершаемых в одиночку под влиянием общения с друзьями, чтения специально отобранной литературы, наркотиков и т.п., а также при участии лиц, не являющихся субъектами уголовной ответственности (15 — 20%);

- высокая доля подростков, лиц не достигших 18-летнего возраста при совершении убийств в составе группы (до 50%), хулиганств (свыше 80%), вандализма (100%), при относительно невысоком уровне рецидива (7 — 10%);

- совершение преступлений экстремисткой направленности вместе с общеуголовными преступлениями, среди которых преобладают кражи, грабежи, разбои, преступления в сфере незаконного оборота наркотиков, что в целом характерно для преступности несовершеннолетних, а также преступлений футбольных болельщиков («фанатов»).

Наличие лиц, осуществляющих функции планирования, общего руководства, координации деятельности и материально-технического обеспечения, хотя бы на уровне отдельных групп (банд) и их объединений. Позволяет утверждать наличие в экстремисткой преступности также и элитарного элемента. Его влияние на уровне группового соисполнительства не так ярко выражено, как, например, при организации международного «террористического интернационала», но отрицать такое влияние нельзя.

Термин «элита» (от франц. «elite» — «лучшее, отборное, избранное») ввёл в научное обращение в конце XIX века итальянский социолог В. Парето. Под элитой он понимал лиц, «получивших наивысший индекс в своей области деятельности, достигших наивысшего уровня компетентности, занимающих высокое положение соответственно степени своего влияния, политического и социального могущества». Но сами принципы элитизма были обоснованы Гаэтано Моской, ярким критиком марксизма, в книге «Теория правления и парламентское правление» (1884 г.). «В сколько-нибудь организованном обществе, политическое руководство осуществляется меньшинством». Это организованное, властно руководящее меньшинство ученый назвал «политическим» или «правящим классом»[11].

Наличие элитарного элемента прослеживается и при анализе социального состава лиц, осужденных за совершение преступлений экстремистской направленности. Среди отчисленных студентов, не учащихся и не работающих подростков из неполных или социально неблагополучных семей, встречаются такие лица, как Е.Хасис, племянница исполнительного директора компании X5 Retail Group, А.Комаров, заместитель директора страховой компании, Д. Боровиков, сын полковника МВД России и т.п. лица. Ещё шире представлены представители элитарных слоев общества среди деятелей ваххабитского движения.

Здесь определенно прослеживается следующая закономерность: достигнув некоторого уровня, субъективно определяемого как «социальный потолок», индивид начинает искать иные пути проникновения в иные субъэлитарные группировки, в том числе и в качестве «вождя», лидера нелегального объединения, оппозиционера, борца с ненавистной «системой».

И ещё: исследователями выявлена корреляция между формированием нарциссической личности правонарушителя и проблемами формирования собственного «Я» ребенка вследствие чрезмерного захваливания ребенка родителями, потакания его капризам, либо, наоборот, чрезмерного контроля и частого осуждения. Замечено, что подобные «неблагоприятные варианты родительского поведения чаще всего появляются в условиях, когда родители сами очень сильно зависят от оценок окружающих и воспринимают растущего ребенка как подтверждение их собственной социальной состоятельности — как отмечают Ю.М. Антонян и Е.Н. Юрасова. Это особенно характерно для замкнутых и относительно малочисленных социальных групп, таких как социальная элита либо, напротив, национальные меньшинства, а также для малочисленных народностей или обществ с патриархальной культурой, где велика угроза остракизма в случае отступления от традиций»[12].

Приобретенные знания, способности, материальные возможности и достигнутое социальное положение представителей элитарных слоев общества так же определяют особенности преступной мотивации и механизма преступного поведения данных лиц:

- преобладание интеллектуальных форм соучастия, руководство (100%) решение вопросов, требующих специальных познаний, при соисполнительстве (подбор оружия, транспорта, сбор информации, видеосъемка, написание комментариев, размещение роликов (80% соответственно), непосредственное личное участие в насильственных акциях (15 — 18%);

- четкое планирование, распределение ролей между всеми членами группы, сбор информации о предполагаемой жертве, о действиях правоохранительных органов и организованных преступных формирований (80 — 90% выявленных случаев);

- активное общение с единомышленниками, участие в совместных мероприятиях, обмен опытом, создание легального прикрытия в виде некоммерческих и религиозных, спортивных и т.п. организаций (100% выявленных случаев), сокрытие, легендирование собственных связей с исполнителями конкретных преступлений;

- высокая доля молодежи старших возрастных групп (25 — 30 лет — 60%), лиц, среднего и старшего возраста (до 30%), более высокий уровень общего рецидива (до 20%), отмечен специальный рецидив (5 — 7 %);

- совершение преступлений экстремисткой направленности вместе с экономическими (5 — 10%), должностными (10 — 12%), преступлениями против порядка управления (до 25%) и общественной безопасности, включая террористического характера (20 — 25%).

Всё это не только указывает на повышенную общественную опасность включения в экстремистскую деятельность отдельных представителей современных российской элиты, но и о возможности формирования специфической подгруппы криминальной элиты, лидеров экстремистких и террористических сообществ.

Кроме того, с учетом возможности легального воздействия на общественные процессы и поведение представителей различных социальных групп допустимо говорить о преступности представителей элиты и «социального дна», или люмпенизированных слоёв населения, при совершении соответствующих преступлений против различных объектов, охраняемых уголовным законом, а возможно, и преступлений, совершаемых представителями различных социальных групп.

 

Литература

 

1.                  Антонян Ю.М., Сундиев И.Ю. Экстремистское и террористическое поведение с позиций глубинной психологии // Научный портал МВД России. 2010. №2(10).

2.                  Гудков Л., Дубин Б. Своеобразие русского национализма // Pro et Contra. 2005. № 2 (29).

3.                  Коэн А. Содержание делинквентской субкультуры // Социология преступности. — М., 1966.

4.                  Маргинальная преступность / Под ред. Н.А. Лопашенко. — М.: Волтерс Клувер. 2010.

5.                  Материал из свободной энциклопедии – Википедии // ru.wikipedia.org.

6.                  Парето В. Компендиум по общей социологии // антология мировой политической мысли. В 5 т. — М., 1997, Т. II.

7.                  Севастьянов А.Н. Миф о среднем классе // СОЦИС. 2010. №1.

8.                  Сундиев И.Ю. Информационные технологии в экстремистской деятельности молодежных объединений // Научный портал МВД России. 2010. №2 (10).

9.                  Экстремистов посчитали. МВД поставило на учет 302 молодежных объедине­ния // Российская газета. 2008. 26 августа.

 

Поступила в редакцию 08.10.2010 г.



[1] Маргинальная преступность / Под ред. Н.А. Лопашенко. — М.: Волтерс Клувер. 2010. С. 75.

[2] Способа сосуществования (лат.) – Авт.

[3] Коэн А. Содержание делинквентской субкультуры // Социология преступности. — М., 1966. С. 318.

[4] Маргинальная преступность… С. 75.

[5] Экстремистов посчитали. МВД поставило на учет 302 молодежных объедине­ния // Российская газета. 2008. 26 августа.

[6] Сундиев И.Ю. Информационные технологии в экстремистской деятельности молодежных объединений // Научный портал МВД России. 2010. №2 (10). С. 14.

[7] Севастьянов А.Н. Миф о среднем классе // СОЦИС. 2010. №1. С. 149.

[8] Материал из свободной энциклопедии – Википедии // ru.wikipedia.org.

[9] Гудков Л., Дубин Б. Своеобразие русского национализма // Pro et Contra. 2005. № 2 (29). С. 6 — 24.

[10] Сказанное не относится к действиям террористического характера, в которых участвуют более малочисленные и подготовленные группы, как правило, состоящие из более старших лиц – Авт.

[11] Парето В. Компендиум по общей социологии // антология мировой политической мысли. В 5 т. — М., 1997, Т. II. С. 59 — 78.

[12] Антонян Ю.М., Сундиев И.Ю. Экстремистское и террористическое поведение с позиций глубинной психологии // Научный портал МВД России. 2010. №2(10). С. 7.

2006-2019 © Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов.
Все материалы, размещенные на данном сайте, охраняются авторским правом. При использовании материалов сайта активная ссылка на первоисточник обязательна.