Социальное пространство и время в дискурсивных практиках общества

Леонова Елена Петровна,

соискатель кафедры социальной философии Центра классического образования Уральского федерального университета имени первого Президента России Б.Н.Ельцина.

Социальное пространство и социальное время конструируется, помимо прочего, дискурсивными практиками общества, которые включают различные формы взаимодействия, общения и коммуникации. Воспроизведение речевых образцов и форм коммуникативного поведения способствует созданию поля интерсубъективности как основы социальной реальности и ее категорий пространства и времени.

Существуют подходы, которые не учитывают дискурсивность и коммуникативное взаимодействие при описании социальной реальности. К примеру, согласно Питириму Сорокину, социальное положение человека определяет его место в социальном пространстве. В пространстве социальной вселенной человек занимает место в социальной группе, эта группа, в свою очередь, расположена в иерархии популяции, наконец, сами популяции занимают определенное положение по отношению друг к другу. Чем значительнее и существеннее социальные различия между людьми, тем больше социальная дистанция между ними.

Наиболее важным и существенным параметром представляется расположение индивидов по вертикали и горизонтали. «Разграничение вертикальных и горизонтальных параметров отражает явления, действительно существующие в социальной вселенной: иерархии, ранги, доминирование и субординация, авторитет и послушание, повышение и понижение по службе».[1] Чем больше человек зависит от других и подчиняется, тем ниже он на социальной вертикали, в то время как идентичные социальные положения составляют горизонт его социального пространства. Таким образом, социальное пространство для Питирима Сорокина – это мир социальных иерархий и различий в выполняемых социальных функциях.

Пьер Бурдье утверждает, что положение в социальном пространстве присваивается индивидом за счет власти, которую он способен осуществлять в силу имеющегося у него культурного, экономического или социального капитала. Под капиталом здесь следует понимать все, что дает возможность иметь вес и влияние, следовательно, ставить других в зависимость от собственных интересов. Социальное пространство Бурдье строится на основе иерархий и осуществления власти. Чем большее влияние способен оказать индивид на других, тем выше (или дальше) он от них в социальном пространстве.

Существуют подходы, авторы которых не склонны рассматривать социальное пространство в рамках иерархий социальных групп, наделенных разной степенью власти и влияния в обществе. Например, социальный мир Питера Бергера населен людьми, которые не просто подчиняются или подчиняют, но действуют и общаются.

Для ориентации в социальном пространстве повседневной жизни, согласно Питеру Бергеру, «сознание руководствуется прагматическим мотивом»,[2] т.е. социально близкое и социальное далекое определяется критерием практических интересов индивида, а также деятельностью, которую он намерен осуществлять.

Первым и основным признаком определения положения индивида в социальном пространстве, который выделяет Бергер, является способность совершать манипуляции или наоборот необходимость подвергаться манипуляциям. Так в близкой зоне социального пространства индивид имеет возможность манипулировать реальностью и людьми посредством деятельности, а необходимость подвергаться и терпеть манипуляции со стороны других людей составляет далекую зону.

Непосредственное окружение в социальном пространстве составляет досягаемая область реальности, доступная непосредственной деятельности и поддающаяся видоизменениям со стороны присутствующего в ней индивида. Бергер называет эту область «миром труда», поскольку здесь осуществляется основная деятельность или повседневная работа. Здесь находится сфера интересов, где все представляется понятным и упорядоченным. Это непосредственная среда обитания индивида, в которой он ежедневно вращается и, которая составляет основное содержание его мыслей.

Более отдаленные зоны социального пространства составляют сферы, в которых у индивида нет прагматических интересов и никак не связанные с его повседневной деятельностью. Бергер пишет, что обычно индивид старается избегать выходов в социальные зоны, которые отдалены от него, чтобы не стать жертвой манипуляций, совершаемых не в его интересах. Иногда посещение отдаленных сфер становится досугом или попыткой отвлечься от повседневных забот и внести разнообразие в рутинную жизнь, раздвинув ее горизонты.

Во-вторых, положение в социальном пространстве определяется социальным запасом знания, под которым Бергер подразумевает «рецепты решения повседневных проблем»[3] или «практическую компетентность в обыденных делах».[4] Именно «причастность к социальному запасу знания способствует «размещению» индивидов в обществе».[5] Взаимодействие с другими в повседневной жизни во многом зависит от общей причастности к социальному запасу знания.

Социальный запас знаний включает, во-первых, знание моей ситуации и ее пределов, во-вторых, решение практических задач повседневной жизни, в-третьих, знание рецептов, связанных с человеческими взаимоотношениями. О близких мне секторах повседневной жизни я имею точные и полные знания о том, что мне делать в той или иной ситуации. Об отдаленных секторах у меня есть лишь приблизительная и неточная информация.

В-третьих, помимо сферы практических интересов составляющей социального пространства является «интерсубъективный мир, который я разделяю с другими людьми».[6] Интерсубъективность представляется ощущением общего пространства и общей реальности, которое переживают все участники. Существенным моментом, который заслуживает особого внимания, является утверждение Бергера, что интерсубъективность, как необходимое условие существования и воспроизводства социальной реальности в целом и социального пространства в частности, возникает и поддерживается в ходе общения и коммуникативного взаимодействия между индивидами.

Близкое пространство составляют люди, с которыми индивид находится в постоянном взаимодействии и общении, и которые разделяют его понимание, ощущение и осознание реальности. В близком пространстве происходит восприятие другого в ситуации лицом-к-лицу. При таком взаимодействии оба индивида переживают реальность как общую и истинно существующую. Индивиды, с которыми происходит интенсивное взаимодействие, а значит близкие в социальном пространстве в силу эмпатического общения с ними, составляют единый уровень или, по словам Бергера, «мой круг».

Основной характеристикой взаимодействия в этом случае является постоянный и взаимный обмен экспрессивностями. Бергер называет это состояние существованием во «взаимных актах самовыражения»,[7] где присутствуют множественные признаки субъективности другого.

Бергер называет участника взаимодействия в ситуации лицом-к-лицу «партнером». Партнер представляется эмпатически близким и приобретает черты совершенно реального человека. Бергер утверждает, что в ситуации лицом-к-лицу другой гораздо более реален для меня, чем я сам, поскольку в этом случае понимание другого непрерывно и дорефлексивно. В этой ситуации партнер открыт для моего наблюдения, изучения и понимания, в то время как собственное «Я» представляется неясным. Следовательно, по Бергеру, познание себя возможно только через познание другого. Возможно, именно в этом проявлении социальной природы человека есть основание интерсубъективности.

Бергер считает, что жестких устоявшихся образцов взаимодействия в близкой зоне социального пространства не существует благодаря разнообразию субъективных проявлений, а также неограниченным возможностям их интерпретации. Одному и тому же отношению или эмоциональному проявлению можно приписать разные, зачастую совершенно противоположные интерпретации. Один и тот же взгляд можно трактовать как дружелюбный, враждебный, лицемерный и пр. Взаимодействие часто строится в зависимости от интерпретаций, которые партнеры присваивают ситуации. Единственным сложившимся образцом в ходе общения лицом-к-лицу, Бергер считает, «схемы типизации».[8] В них каждый воспринимается как определенный тип или носитель характерных признаков, например, «мужчина», «европеец», «старик», «покупатель» и т.п.

Очевидно, что типизации оказывают серьезное влияние на формы речевого поведения и коммуникативные ожидания партнеров. Существуют определенные образцы речевого поведения, которые предписываются конкретным социальным типам. Нарушение правил коммуникативного поведения может повлечь за собой серьезные социальные санкции.

Социальное взаимодействие в дальних для индивида зонах социального пространства имеет совершенно иной характер, нежели в «своем круге». Формы связи здесь оказываются «отдаленными» в силу отсутствия эмпатии и проявлений субъективности другого. Участников подобного взаимодействия Бергер называет «современниками».

Эту группу составляют те, о ком я часто знаю лишь понаслышке и о ком могу вовсе не думать. Современники представляют собой анонимные абстракции, которые недоступны для непосредственного общения или взаимодействия. Современник лишен характеристик реального человека, являясь зачастую собирательным образом.

Абстрактность и анонимность индивидов является важным признаком расположения индивидов в социальном пространстве. «Анонимность возрастает по мере того, как я удаляюсь от партнера к современнику».[9]

Помимо социального пространства Бергер также пишет о социальном времени, поскольку, с его точки зрения, в повседневной жизни невозможно не считаться с темпоральной структурой. Время воспринимается человеком как конечный, следовательно, ограниченный и ценный ресурс. Бергер выделяет в структуре темпоральности космическое время, социальное время, зафиксированное в календаре, и внутреннее время, как принудительное состояние биологического организма.

Социальное время также строится из общения с предшественниками и преемниками. Эти группы составляют пустые абстракции, совершенно лишенные индивидуального содержания, имеющие скорее мифический характер. Однако их абстрактность не мешает им представлять собой важный элемент реальности повседневной жизни. «В конце концов, я могу пожертвовать жизнью из верности отцам-основателям или ради будущих поколений».[10]

Для Зигмунта Баумана социальное пространство выстраивается из повседневных взаимодействий между людьми. Бауман, описывая взаимодействия в обществе, разделяет их на две группы: коммуникацию и функциональные отношения. Коммуникация предполагает подлинное взаимодействие, поскольку она распространяется только на близких людей и направлена на достижение взаимопонимания, в то время как функциональные отношения сводятся к обмену услугами и имеют место лишь в определенных аспектах деятельности.

Наконец, есть люди, с которыми мы вообще непосредственно не общаемся и они, следовательно, не включены в систему непосредственных взаимодействий.

Коммуникация порождает сотоварищей, функциональные отношения или вообще отсутствие взаимодействия – современников. Таким образом, выстраивается определенный «континуум, измеряемый социальной дистанцией, которая возрастает по мере того, как социальное взаимодействие сокращается по содержанию и интенсивности».[11] Этот континуум задает горизонты социального пространства: люди, исключенные из взаимодействий, представляют для меня лишь обобщенный образ, в то время как люди, с которыми я непосредственно общаюсь, составляют близкие мне горизонты в социальном пространстве.

Согласно Бауману, в социальном пространстве возможен лишь один тип близости, которую он называет духовной или моральной. При этом ей не обязательно сопутствует физическая близость в геометрическом пространстве. Городские жители, по мнению Баумана, отлично владеют искусством «нейтрализации» физической близости. Его основным элементом является техника «невнимания»: горожане делают вид, что не замечают никого вокруг. Это искусство «восприятия чужих как безликого фона, на котором происходят значительные для вас события»[12]демонстрирует тот факт, что современное общество прочно переместилось в социальное измерение, абсолютно игнорируя физическую реальность. При этом присутствующие отсекаются посредством отсутствием взаимодействия, сдерживанием субъективности и экспрессивности, игнорированием и прочими техниками невнимания.

Близкие зоны социального пространства создаются за счет моральных взаимоотношений, которые рождаются из чувства ответственности за благосостояние и благополучие другого человека. Моральная близость обеспечивает нам защиту от безразличия, бессердечия и пренебрежения нашими нуждами. Эта близость предполагает эмпатию, способность и готовность поставить себя на место другого человека. Бауман пишет, что только моральная или духовная близость рождает чувство товарищества, т.е. «восприятие других людей как субъектов наравне с собой, с их собственными целями и правом добиваться этих целей, с их эмоциями, подобными нашим, и такой же способностью испытывать наслаждение и страдать от боли».[13] Именно те люди, с которыми нас связывает чувство товарищества, близки нам в социальном пространстве. Они составляют социальную группу, которая и является «естественным окружением, местом, где мне нравится бывать, и куда я возвращаюсь с чувством облегчения».[14] Внутригрупповые взаимоотношения, которые предполагают моральную близость, строятся на принципах взаимопомощи, защиты и дружбы.

Социальные горизонты состоят из социальных групп, которые есть формы человеческого взаимодействия. Само существование группы зависит от постоянного поддержания образцов поведения и речевого взаимодействия. «Самосохранение и постоянство группы как самостоятельной единицы становится вопросом поддержания и сохранения повседневных действий ее членов, приспосабливающихся к общему идеальному образцу «правильного поведения» в группе.»[15]

Угасание моральной близости является сигналом отдаления в социальном пространстве. Социальная группа, вызывающая антипатию, к которой индивид не может или не хочет принадлежать, выступает в качестве противоположного полюса в социальном пространстве. «Две противоположные группы размещаются на моей мысленной карте мира на разных полюсах антагонистических отношений».[16]

Бауман подчеркивает, что все эти группы являются на самом деле воображаемыми сообществами, так же как нация, пол или класс, и именно антагонизм делает эти группы реальными, образуя глубину социального пространства.

Подход Баумана интересен тем, что подобно социальному пространству, социальное время также соткано из сложной сети взаимодействий. Помимо общения с современниками, которые составляют настоящее социальное время, индивиды осуществляют взаимодействие с предками и потомками.

Предки наиболее важные и значимые для нас фигуры в том смысле, что мы живем в обществе, которое они оставили нам и, которое, по сути дела, является для нас застывшим и запечатленным прошлым. Предки оставили нам этот мир как послание, на которое мы не сможем ответить, но оно скрыто присутствует во всех наших социальных институтах и социальных взаимоотношениях. Именно они задумали и затеяли весь тот спектакль, актерами которого нам суждено служить. Они оставили нам язык и образцы коммуникативного поведения, которые составляют наше настоящее.

Будущим социальным временем являются потомки, которым мы, в свою очередь, оставляем послания, содержащиеся во всем, что мы совместно или индивидуально построили или написали, и ответа от которых мы не ждем.

Таким образом, можно сделать вывод, что социальное пространство, которое традиционно рассматривается как область социальных иерархий и властных отношений, либо как сфера повседневной реальности, где осуществляется непосредственная деятельность индивида, также строится за счет различных форм взаимодействия с другими. Коммуникация, которая подразумевает эмпатическое общение и обмен эмоциональной экспрессивностью порождает интерсубъективное пространство и ощущение понятной реальности, разделяемое партнерами по взаимодействию. Функциональное общение, лишенное субъективности другого, является признаком отдаленного социального пространства. Дискурсивные практики общества и образцы речевого и коммуникативного поведения являются составляющими социального пространства.

Социальное время также можно представить как различные формы взаимодействия с современниками, предками и потомками. Оно может рассматриваться как единое дискурсивное поле сообщества, в котором каждое поколение получает послания от прошлых поколений и, в свою очередь, оставляет следы своего присутствия в качестве посланий будущим поколениям.

Литература

1.                  Бауман З. Мыслить социологически: [Учеб. пособие] / З. Бауман; Пер. с англ. под ред. А. Ф. Филиппова; Ин-т «Открытое общество». — М.: Аспект Пресс, 1996. — 255 с.

2.                  Бергер П. Социальное конструирование реальности: Трактат по социологии знания / П. Бергер, Т. Лукман. — М.: Academia-Центр: МЕДИУМ, 1995. — 323 с.

3.                  Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики / П. Бурдье; пер. с фр., сост., общ. ред. пер. и послесл. Н. А. Шматко. — М.; СПб.: Ин-т эксперементальной социологии : АЛЕТЕЙЯ, 2005. — 576 с.

4.                  Бурдье П. Социология социального пространства / П. Бурдье; пер. с фр., сост., общ. ред. пер. Н. А. Шматко. — М.; СПб.: Ин-т эксперементальной социологии : АЛЕТЕЙЯ, 2005.

5.                  Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество: Пер. с англ. / П. А. Сорокин; Общ. ред., сост. и предисл. А. Ю. Согомонова. — М.: Политиздат, 1992. — 543 с.

Поступила в редакцию 22.09.2011 г.