Объективность права: от гипотезы к признанию

Евграфова Елизавета Павловна,

кандидат юридических наук, докторант Национальной академии правовых наук Украины,

судья Высшего специализированного суда Украины по рассмотрению гражданских и уголовных дел.

Исследование права как объективного социального явления обусловлено потребностями общества решить ряд актуальных проблем, существующих в современном правоведении. Главным образом речь идет об изменении отношения гражданского общества и властвующих институций государства к праву, на основе чего должно осуществиться реформирование системы нацио­нального законодательства и правовой системы в целом. К правильному отношению к праву общества в свое время призывал Б. Кистяковский. «Наши юристы, - писал он, - прежде всего должны настаивать на признании за правом самостоятельного значения, так как право должно быть правом, а не каким-то придатком к экономической, политической и другим сторонам общественно-государственной жизни»[1] (курсив наш – Е.Е.). Это стремление ученого весьма актуально и в наше время, хотя в литературе продолжает доминировать характеристика права как части юридической надстройки, нечто вторичного после экономики и культуры общества. В значительной степени этому способствовало утверждение К. Маркса о том, что право «никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества»[2]. Исходя из него, становится очевидным, что ни о какой объективности права, как и его верховенстве в обществе не могло быть и речи. И, тем не менее, вокруг этого вопроса среди ученых-юристов современной эпохи развернулась острая научная полемика.

В литературе все чаще слышно призывы к поиску права, его открытию в реальной действительности. Искусство законодателя, подчеркивает Г. Мальцев, «состоит в том, чтобы найти право в самой жизни и адекватно выразить его в законе»[3] (курсив наш – Е.Е.). По сути такой же мысли придерживаются и другие ученые, з точки зрения которых «закон только тогда является правом, когда законодатель открыл его в объективной действительности»[4] (курсив наш – Е.Е.). Присоединяясь к этим позициям, вместе с тем считаем, что для того, чтобы открыть право прежде всего надо знать, что оно представляет собою в реальной действительности. Кроме того, что право надо найти, его необходимо еще и адекватно выразить в законе или в иной надлежащей форме (в указах, постановлениях, судебных решениях), что выводит право с определенного таинства и придает ему публичность, доступность для всех, кто может им воспользоваться, реализовать свои субъективные права. В данном контексте право по такой логике предшествует закону, поскольку до появления в сознании законодателя оно уже существует в социальной действительности. В связи с этим К. Маркс правильно подчеркивал что «правовая природа вещей не может поэтому приспособляться к закону – закон, напротив, должен приспособляться к ней»[5]. Для многих ученых, исследующих право, эта мысль стала определенным методологическим ориентиром в поиске аргументации объективности права. «Весь вопрос о праве, - писал И.Ильин, - начинаются только там, … где субъективному мнению о праве и посягательству на право – противостоит объективно обстоящее, предметно определенное, само-значащее право»[6]. Оригинальность приведенной позиции состоит том, что она очень корректно охватывает отношение «предмет – субъект» и допускает «адекватное уразумение смысла» заданного объективностью предмета – «самозначащего права». Но именно по этому вопросу среди ученых больше всего наблюдается расхождений.

Особенность сложившейся ситуации состоит в том, что перед каждым исследователем предстает один и тот самый объект – право. А чем оно является в реальной действительности, каждый из них определяет его по-своему и так, как воспринимает и понимает данный объект. При этом, нельзя не учитывать, что следуя логике исследования, всякая теория – это одновременно «нечто объективное и нечто объективно существующее, - объект, который можно изучать»[7]. Данный вывод подтверждается многими, существующими столетиями и дошедшие до нашего времени, воззрениями о праве, из которых наиболее влиятельными и жизненно-адаптированными являются естественно-правовая, позитивистская и социологическая теории. Каждая из них, как правильно утверждает проф. О. Лейст, выражает реальную сторону права, служит его осуществлению. Так, без нормативного понимания права, по его мнению, практически нельзя достигнуть определенности и стабильности правовых отношений, законности в деятельности государственных органов и должностных лиц. Социологическое изучение действия права придает ему конкретность и практический смысл[8].

Вместе с тем заметим, что каждый исследователь права, чаще всего предлагает собственное и, по его мнению, правильное понимание права[9]. Но надо признать, что до сих пор никому из них так и не удалось убедить в истинности своих взглядов о праве. Характерно, что в каждой такой ситуации право определяется априорно, как и его объективность или субъективность, сущность, функции и т.д. И пока в правовой науке и практике доминирует его позитивистское понимание (право – система общеобязательных норм, установленных государственной властью), до тех пор будет весьма затруднительно занять свою научную нишу иным теоретическим воззрениям на право, что, собственно, и происходит сейчас. Относительно объективности (равно как и субъективности) права в юридической литературе эти вопросы наиболее полно рассмотрены А. Бережновым. «Трудно не заметить, - пишет он, - что важной особенностью отечественного правоведения, его теоретико-методологических оснований стало очевидное преобладание в теории права, в научном правосознании в целом, взглядов, представлений, убеждений, доктрин, принципиальной и общей чертой которых является прямое или косвенное, но, так или иначе – презюмирование, признание возникновения и существования «права» как некоего объективно предопределенного содержания и смысла, как некоей объективной сущности»[10]. Рассмотрим это суждение автора подробнее и выясним, что автор понимает под «презюмированием».

Как известно, презумпция (лат. – praesumptio) означает определенную допустимость чего то, что является объектом изучения, это – предположение относительно исследуемого явления (факта), выявления в нем новых, ранее не известных свойств, признаков и т.п. Допустимость в данном случае означает, что нечто в изучаемом предмете может быть признано истинным, и таким будет существовать до тех пор, пока не будет доказано обратное. Смысл термина «презумпция» является весьма схожим с категорией «гипотеза» (лат. hypothese – предположение, допустимость), сформулированной для научного объяснения сущности определенного явления[11].

Существование какой-либо презумпции всегда ограничено во времени. Больше того, что презумпция может дать в процессе познания, в том числе правовых явлений, от нее ожидать вряд ли возможно, в чем и состоит ее основная функция. В данном контексте презумпции – это правовые гипотезы, основанные на определенных теоретических допущениях (идеях, подходах, методах и т.д.) и такие, которые вначале имеют первичное обоснование, а в перспективе – возможность обрести статус научной теории, доктрины либо выявить свою научную и практическую несостоятельность.

Истории правовой и политической мысли известны многие презумпции (гипотезы) о природе государства и права, нередко взаимоисключающие друг друга. Так, в свое время основоположники марксизма пытались обосновать гипотезу постепенного отмирания государства и права. «Государство, - писал Ф. Энгельс, - существует не вечно… Общество, которое по-новому организует производство на основе свободной и равной ассоциации производителей, отправит всю государственную машину туда, где ей буде отведено настоящее место: в музей древностей, наряду с прялкой и бронзовым топором»[12] (курсив наш – Е.Е.). В контексте теории классовой борьбы такой вывод кажется логичным, соответствующим законам диалектики общественного развития, когда одна общественно-экономическая формация с необходимостью сменяется иной, более высокого уровня развития. Но при этом неизбежно возникает вопрос, как объяснить процессы, которые на самом деле происходили во времена, когда идеи об отмирании государства и права только появилась. Что с этими идеями происходит в реальной жизненной действительности сейчас, которые никак не согласуются с постепенным отмиранием государства и права.

Можно по-разному относиться к приведенным выводам марксизма, считать их одной из гипотез в учении о государстве и праве, социальной утопией, имеющей право на существование и т.п. Но при этом нельзя не учитывать тот живой практический опыт человечества, полученный на протяжении длительной истории их существования и развития. Данный опыт постоянно свидетельствует о противоположных тенденциях в развитии государства и права – о возрастании их роли в управлении общественными делами, приобретения ими новых общих менеджерских функций, особенно в период, когда необходимо принятие эффективных решений по преодолению стихийных бедствий, техногенных катастроф, финансово-экономических кризисов или минимизации их последствий.

Поэтому не случайно, что такая же судьба постигла идеи В. Ленииа о неминуемом отмирании государства и права, а также характеристику им советского государства как «полугосударства» в сравнении с «эксплуататорским типом государства»[13]. Эти идеи пытались обогатить и развить советские ученые-государственники. Но проведенная ими научная дискуссия о сущности социалистического государства как «полугосударства» не дала, каких-либо осязаемых и конкретных результатов[14], поскольку такое образование как «полугосударство» объективно не имело реальных условий для своего существования. Поэтому не удивительно, что вскоре эта тема перестала интересовать ученых, ибо сама жизнь опровергала подобные гипотетические допущения.

Со сменой исторических эпох и условий существования и развития общества менялась и роль государства: от осуществления функций «ночного сторожа» и установления своего приоритета над обществом и человеком до исполнения им функций общественного менеджера. При этом заметим, что ни на одном этапе существования государства не наблюдалось его отмирания, кстати, как не наблюдалось никаких признаков отмирания права (замены его нормами коммунистической нравственности, как утверждалось в теории права). Происходило иное – развитие государства и права от одного типа и уровня к другому, более высокому, совершенному и прогрессивному. А идеи об отмирании государства и права так и остались гипотезами, а точнее социальными утопиями, ибо оснований для их подтверждения никогда не было – ни в прошлом, ни в настоящем, полагаем, что и в будущем времени.

Больше того, исходя из перспектив развития государства и возрастания его роли в жизнедеятельности общества, можно утверждать, что в истории человечества государство является знаковым цивилизованным его достижением. А непримиримая борьба народов за осуществление принадлежащего им естественного права на создание собственного суверенного государства лишь подтверждает данный вывод. Именно на государство народы возлагают свои надежды на обеспечении единства и целостности территории проживания, защиту их общих интересов, равноправное сотрудничество с другими государствами и международными организациями, сохранение и развитие национальной культуры и т.д.

Таким образом, рассуждения о презумпции объективности права можно распространить на любой теоретический вопрос о праве (методологию исследования, сущность, формы, функции, структуру и т.п.). Вообще автор определенной презумпции или гипотезы, не соглашаясь с презумпцией, сформулированной по тому самому вопросу, но уже кем-то другим, высказывает свои критические замечания либо опровергает выдвинутое допущение.

Так, в свое время проф. В. Горшенев сформулировал научную гипотезу широкого понимания юридического процесса, который, по его мнению, не ограничивается цивильным, административным и криминальным процессами. Данный процесс, утверждал он, охватывает все реально существующие организационно-правовые формы деятельности властных органов, а также применение каких-либо норм материальных отраслей права[15]. Но, как это часто бывает в науке, вначале идеи ученого были восприняты весьма критично и насторожено. Если так «просто» будет расширено понятие процессуальной формы, отмечал проф. Алексеев, то это приведет к его обеднению, «выветриванию» из него того богатого содержания, которое вложено законодательством, юридической практикой, правовыми традициями[16]. Предложенную В. Горшеневым конструкцию юридического процесса проф. Н. Чечина считала бесперспективной и такой, что может причинить значительный вред законности, правосудию, надлежащей защите прав и свобод граждан[17].

Впрочем, В. Горшеневу все же удалось отстоять теоретическую и практическую состоятельность нового подхода, убедить коллег в правильности разработанного им понимания юридического процесса. На сегодня в составе правовой науки имеется теория юридического процесса с присущим ей понятийно-категориальным аппаратом, структурой, логикой и т.д.

Особо следует подчеркнуть то обстоятельство, что за сравнительно короткий во времени период эта теория стала научной основой в подготовке законодательных и подзаконных нормативно-правовых актов по вопросам регламентации порядка работы парламентов, органов исполнительной и судебной власти, местного самоуправления, направляя их деятельность на началах демократии и верховенства права

Восприятие государства как творца права и гаранта его соблюдения хотя и является весьма распространенным в литературе, но пока не будет осмыслено, что такое право, до тех пор такое представление о нем будет оставаться не более, чем презумпцией. В науках теории и философии права, как известно, почти все исследования построены на презумпциях (гипотезах) чего-то или о чем-то, как и при решении конкретных вопросов в процессе применения норм права. Но, как заметил французский ученый-правовед Р. Леже, чтобы «сформулировать гипотезы и проверить их…необходимо достигнуть надлежащего уровня правовой культуры»[18]. В этом смысле небезынтересны напоминания проф. Н Алексеев о том, что «нельзя идти на поиск тогда, когда не знаешь каков искомый предмет, - есть ли он камень или зверь, красный ли он или зеленый. Но в каждом научном исследовании должно наличествовать представление или, по крайней мере, первоначальное предположение о том, к какому классу предметов принадлежит исследуемое»[19].

Поэтому в данном контексте важно понять, является ли право объективным образованием, появившегося в обществе спонтанно, или искусственной (субъективной) конструкцией, созданной по чьему-то плану, замыслу и целям. В этой связи мы не можем согласиться с позицией А. Бережнова о том, что «любая неопределенность и дискуссионность в области ключевых, фундаментальных вопросов правопонимания должна трактоваться лишь как проявление незнания или чисто субъективного непонимания (курсив наш – Е.Е.) нами объективного, истинного, подлинно правового содержания». Без какого-либо сомнения автор продолжает и далее, что «понятийная «незавершенность», противоречивость, дискуссионность – не более чем следствие недостатка знаний, недостатка соответствующей информации. При наличии же достаточной и внятной информации о подлинном праве и при отсутствии злонамеренного умысла (курсив наш - Е.Е.) неопределенность, противоречивость и т.п., безусловно, должны исчезнуть»[20]. В приведенном положении, как ни странно, преобладает эмоциональное отношение автора к неприятию понимания права как объективного социального явления. Вся его аргументация против такого понимания права сводится к незнанию, недостаточной информации, мало понятной субъективности, привнесения извне чего-то такого, что должно исчезнуть и т.д. Своими рассуждениями автор фактически отказывает в праве другим ученым иметь иную точку зрения по данному вопросу. Кроме того, некоторые используемые в тексте термины лишены правовой и понятийной определенности. В таком случае, хотелось бы знать, что означает «истинное правопонимание», «подлинное право». Во-первых, если автору известно, что такое истинное правопонимание, то следовало бы его довести до научной среды, что, возможно, послужило бы поводом к прекращению дискуссии на эту тему или снизило бы остроту ее обсуждения. Во-вторых, логично будет предположить, что в противоположность «подлинному праву» существует и «неподлинное». Вероятно, что в данной ситуации имеется в виду распространенное использование в литературе и практике терминов: «телефонное право», «правовой нигилизм», «теневое право», «правовой беспредел» и т.д., деформирующие правовые ценности и дезориентирующие правосознание потребителей права. На самом деле содержание названных терминов выражает противоправные явления, как коррупция, злоупотребление властью, должностные полномочия, произвол и т.п., которые не имеют ничего общего с правом. Поэтому та легкость и вольность, с помощью которых вводится в научный оборот и быт подобная терминология, является серьезным препятствием по устранению нигилистического, нередко даже циничного отношения к праву, формированию устойчивого уважения к нему всех участников правоотношений.

С восприятием права как объективного социального явления возникает ряд вопросов, органично связанных с природой правового государства, места и роли в нем права со всеми вытекающими последствиями его действия в обществе. И в этом не просто разобраться, учитывая, что в теории права, как и философии права давно сформировались принципиально важные для науки и практики доктрины естественного и позитивного права. По справедливому замечанию проф. В. Мозолина, обе эти доктрины не противостоят друг другу», а объединяются в одном определении понятия права А как их объединить, это уже проблема, которую должны решать наука и законодатель сообща[21]. И можно сколько угодно сокрушаться по поводу несовместимости естественного и позитивного права, не без оснований отмечает Р. Лившиц, но такова действительность, и от нее некуда деваться[22]. В то же время считается, что перспективным путем в раскрытии природы права является интеграция различных научных направлений. Но эта интеграция, подчеркивает проф. О. Мартышин, должна состояться не в поиске единого определения понятия права, а в выявлении роли и места каждого из этих направлений. Ведь, кроме естественно-правового и нормативистского подходов, существуют философский, социологический и другие, посредством которых познается право[23]. С такой позицией нельзя не согласиться, прежде всего потому, что в науке она предлагает использование новых познавательных возможностей в исследовании права и производных от него явлений.

Но наряду с этим остается открытым вопрос, а с чего нужно начинать исследование права, когда существует столько определений его понимания, каждое из которых является предметом острой полемики в литературе. На первый взгляд, казалось бы, имеются весьма эффективные познавательные методы и средства (системный, синергетический, экспериментальный и т д), чтобы раскрыть природу и сущность права, внести, наконец, ясность в этот веками существующий вопрос Что препятствует его решению сегодня? И это далеко непраздничный вопрос, учитывая неуклонно возрастающую роль в обществе права, которая без преувеличения стала знаковой закономерностью его функционирования в ХХI столетии. Поэтому различные представления о праве, так или иначе, охватывая, допустим, все важнейшие его аспекты, в своей основе должны иметь общий знаменатель, которым, без сомнения, должно бы быть доступное к восприятию и понятливое для всех участников правовой жизни понятие права. В этом смысле, как правильно отмечено в литературе, никакой из существующих подходов к исследованию права не может претендовать на полное раскрытие его сущности, на создание абсолютного, всеохватывающего и единого определения. Но каждый из них раскрывает особенный аспект права, а их объединение при соблюдении определенных условий позволяет приобрести новые и разносторонние представления об этом сложном социальном феномене[24].

В процессе осмысления вопроса, что есть право, появляются немалые сложности, в связи с чем некоторые ученые пытаются предостеречь от того, «чтобы нечто называть «Правом» и тем самым отличать от него иные явления (курсив наш – Е.Е.), нужно прежде иметь соответствующее представление и соответствующие критерии, которые как раз не существуют объективно и непосредственно (курсив наш – Е.Е.), но, напротив, является лишь принадлежностью того или иного социального субъекта, есть проявление социально-субъективного сознания»[25]. С такими размышлениями нельзя согласиться, поскольку выходит, что все свойства, присущие праву по его природе, в частности та же нормативность, формальная определенность, системность и т.д. являются, как считает автор, лишь обозначением субъекта, который эти свойства собственно и определил, а не открыл их как уже существующие объективно. Весьма красноречиво об этом свидетельствует столь продолжительная по времени дискуссия о системе права и ее соотношении с системой законодательства. Наряду с несомненным позитивом, результаты этой дискуссии имели также и негативные последствия, отразившиеся на некоторых направлениях развития научной правовой мысли, в особенности в сфере кодификации законодательства.

Нельзя согласиться с мнением А. Берженова о том, что «утверждающий, что Право есть объективное, предопределенное явление, тем самым хочет сказать, что от себя он здесь как бы ничего не добавляет и не привносит, но лишь констатирует нечто как объективный факт и именно как «Право»[26]. Но в реальной действительности все явления пребывают в более сложном состоянии. Не существует упрощенных, лежащих на поверхности, связей и взаимодействия между правом и исследующим его субъектом, для которого наперед определенным есть то, что право по своей природе – явление социальное, созданное адекватным этой природе субъектом – народом, обществом, государством и т.п. В данном контексте, признавая право объективным явлением, подчеркиваем, что нет каких-либо оснований утверждать, что при таком подходе остается лишь «скромно допустить, «что право само себя идентифицирует и определяет, что имеет место некая самоидентификация части реальности в качестве Права»[27] (курсив наш – Е.Е.). В этом случае, как представляется, автором недооценивается как объективность права, так и возможности сознательного и целенаправленного влияния на него в процессе регулирования общественных отношений, а также в принятии законодателем новых правовых норм.

Как известно жизнедеятельность общества, людей, окружена разнообразными объективными явлениями. Среди них немало таких, чье существование пребывает от них в значительной зависимости (флора и фауна, водные и подземные ресурсы и т.д). Своей деятельностью люди влияют не только на нынешнее состояние, но и на их существование в будущем, используют эти чисто природные объекты для собственной жизни, внося при необходимости соответствующие изменения в их существование, а также использование в дальнейшем. То есть объективность, о которой идет речь, нисколько и никак не препятствует людям привносить в природные явления что-либо иное, собственное. Похожее можно наблюдать и с таким социальным явлением, как право, объективность которого не препятствует обществу и государству привносить в его назначение собственное видение, отвечая, таким образом, на вызовы современности: техногенные катастрофы и стихийные бедствия.

Поэтому ни о какой «самоидентификации права» не может быть и речи, ибо идентифицировать в данном отношении можно лишь производные от права явления, в частности, законы, иные правовые акты, то есть установить, насколько все эти акты по содержанию идентичны праву, отвечают его требованиям. В этом смысле, по замечанию Г. Радбруха, «право не потому право, что классифицирует отдельные правовые явления, а скорее наоборот – правовые явления лишь потому правовые, что охватываются понятием права»[28] (курсив наш – Е.Е.). В свое время Гегель не случайно обратил внимание на то, что «противоположности между правом в себе и для себя и тем, чему произвол сообщает силу права, вызывает потребность основательно изучить право»[29]. Данное положение мыслителя можно понимать как то, что есть сила права как ценности, но одновременно существует опасность подмены его «правом силы», то есть произвольным, не основанного на законе, усмотрением. Такую подмену права можно нередко наблюдать в работе по применению законодательства государственными органами, в особенности правоохранительными и судебными. В этом смысле актуально предостережение о том, что принятие властвующими органами и должностными лицами решений по своему усмотрению и вопреки нормам закона, подрывает авторитет и ослабляет эффективность действия права как регулятора общественных отношений. Следствием подобного применения законодательства является воспроизводство методов административно-командной системы управления, создание в обществе напряженности, угнетенности, неуверенности. Индивидуальные правовые акты если и упорядочивают одни общественные отношения либо их группу, например, отношения собственности, то эти же акты одновременно вносят дезорганизацию и несогласованность в иные отношения: имущественные, финансово-банковские, процессуальные и т.д., которые не регулируются правом, но будут отрегулированы последующими актами-распоряжениями[30]. То есть организованность, стабильность, как и предвиденные действия властных органов стают реальностью при условии неукоснительного соблюдения требований права, его принципов и норм. Именно в этом состоит неопровержимость логики права, независимо от субъекта его осуществления. И, как показывает опыт государственно-правового строительства в Украине, наименьшее отступление от права, законов причиняет, причем с нарастающей силой значительный ущерб фактически каждой жизненной сфере общества и государства. Особая роль в этом принадлежим так званому «ведомственному праву» (нормотворчеству органов исполнительной власти). Применение данного «права» в Украине не может остановить судебная власть, в том числе орган конституционной юрисдикции. В этой связи, как справедливо отмечается в литературе, никакое правовое государство не состоится, как бы его не выписывали в конституциях и законах, а для его падения совсем не обязательный политический переворот. Оно само по себе деградирует, если к процессу сохранения и поддержки права не будет проявлено надлежащего внимания верховной власти, государственных правоохранительных органов, средств массовой информации, объединений граждан[31].

В Украине подобная деградация институтов государственной власти происходила в период с конца 2004 г. до начала 2010 г., а ее негативные последствия не преодолены до настоящего времени. Прежде всего, деградация украинской государственности проявилась в забвении властью конституционной модели правового государства. До такого ее состояния привели президент, парламент и правительство Украины, создав своей антиконституционной деятельностью собственный, отделенный от общества, народа и граждан административно-бюрократический аппарат, при этом практически парализовав самостоятельность и независимость судебной власти. Потому и власть, осуществляемая вопреки требованиям права по усмотрению либо мотивам политической, экономической или социальной целесообразности, фактически становилась безответственной и неконтролируемой обществом, все больше превращаясь в замкнутую корпоративно-эгоистическую систему. Не удивительно, что такая государственная власть постепенно утрачивала черты той государственности, которая была создана волей народа, и в реальной действительности является выразителем интересов лишь определенных кругов общества, в первую очередь крупных собственников (заводов, компаний, земельных участков, природных источников энергоносителей и т.д.) и властной бюрократии (чиновничества). Вот почему такая власть является лишь видимостью представительства народа и его граждан.

При таком режиме функционирования государственной власти в стране возникают острые экономические противоречия и социально-политические конфликты, заметно ослабляются стабильность и законность в работе всего государственного механизма. Восприятие права как объективного явления, а государства как правового исключает какое-либо их сосуществование с произволом, игнорированием в обществе правовыми ценностями. Возможно, по этой причине в юридической науке и практике не удалось преодолеть того огосударствления в понимании права, его подчиненности государственной власти, которое до сих пор доминирует в литературе и культивируется в правосознании граждан. Примечательно, что и авторы, воспринимающие право самостоятельным явлением, все же признают за государством, его властными органами решающую роль в его создании. В этом, на наш взгляд, серьезным препятствием является умышленный уход исследователей от признания права объективным явлением, что в социальной реальности обусловливает соответствующее к нему отношение властных органов и их должностных лиц. Последние нередко прибегают к манипулированию правом, скажем, по мотивам какой-то целесообразности; приостанавливать, изменять либо отменять действие правовых норм по собственному усмотрению, несмотря на то, что во многих случаях подобные операции с правом противоречат общепризнанным мировым правовым стандартам.

Возражая против признания объективности права, А. Бережнов отмечает, что «объективистский подход к пониманию Права…, логически означает принципиальную невозможность именно правотворчества социальных субъектов (курсив наш – Е.Е.), их неспособность создать, привнести нечто действительно новое, что-то «свое» в смысл и содержание права, в «истинное» правопонимание, означает невозможность социально-творческого изменения таковых»[32]. То есть право как объективное явление, по мнению автора, является чем-то недосягаемым, находящегося, образно говоря, за «горизонтом». С таким видением природы права и творческой перспективы социальных субъектов мы не можем согласиться, поскольку существует множество примеров научного познания объективных явлений (природных ресурсов земли, Мирового океана, космоса и т.п.) и их освоение человеком. Вне всяких сомнений эти объекты признаются объективно существующими, но человек, используя их для своих потребностей, одновременно привносит в них и что-то свое, в том числе и такое, что в природе в чистом виде не встречается, например, получение в особо созданных условиях новых элементов, химических соединений и т.д.

 Таким образом, характеризуемый автором «объективистский подход» не закрывает путь к творческому поиску права в социальной действительности и требует от законодателя ответственного к нему отношения. Но, к превеликому сожалению, сегодня данное отношение больше определяется существующим в украинском обществе состоянием нигилизма. Кроме того, более чем очевидно, в позиции автора выражена абсолютная зависимость права от государственной власти, чему так любезно служит мифическая традиция патернализма. На самом же деле все происходит с точностью до наоборот, ибо отчуждение государственной власти от общества достигло критического характера, что привело к полному искажению ее взаимоотношений с народом, установлению над ним фактически неограниченного своего господства.

В юридической науке советского периода общепринятым было определение правотворчества как сознательной деятельности людей, направленной на создание правовых норм. Но, как известно, эта сознательная деятельность была не более чем политической фикцией, спрятанной под идеологическими понятиями народовластия, социалистической демократии и законности, а принятие всех общегосударственных решений составляло монополию исключительно высшей административно-партийной бюрократии.

Собственно, правотворчество, о котором идет речь, правильнее было бы называть законотворчеством[33], иначе суждения об объективности права утратят свою доказательность и перспективу стать научным фактом. В ином случае может возникнуть вопрос, в чем же тогда состоит правотворчество по отношению к естественному праву, в частности к такой весьма важной его составляющей, как неотчуждаемые права и свободы человека. Кроме того, что они должны быть признаваемы государством, обеспечены его защитой и охраной, что еще нужно для незыблемости прав и свобод человека? Или, что нового можно привнести в права человека на жизнь, неприкосновенность, честь, достоинство и т.д.? Разве что создать дополнительные условия, обеспечивающие их реализацию, усилить существующие и установить новые гарантии государства, повысить меры его ответственность за деятельность по соблюдению и защите этих прав и свобод человека.

Признавая право объективным социальным явлением, субъект познания понимает его зависимость от того, кто это право осуществляет. Это аналогично тому, как могут использовать природные ресурсы страны, ибо пользование ими зависит от решаемых обществом задач. Одно дело, когда такие ресурсы используют в целях реализации общегосударственных интересов, а также развития экономики, культуры, повышению жизненного уровня граждан и т.п., иное – когда использование природных ресурсов направлено на удовлетворение эгоистических приватных или корпоративных интересов, что, собственно, происходит в современном обществе, усиливая коррупцию в государственном аппарате.

Именно так, по нашему мнению, должно быть с правом, в частности отношения к нему как к объективному социальному явлению. Разве не всякий раз, приступая к анализу права, все начинается с формулирования определенной гипотезы, допущения, предположения в форме идеи, теории либо представления относительно того, что же на самом деле, в реальности есть право.

Литература

1.                  Алексеев Н.Н. Очерки по общей теории государства. Основные предпосылки и гипотезы государственной науки. – М., 2008.

2.                  Алексеев С.С. Социальная ценность права в советском обществе. – М., 1971.

3.                  Байтин М.И. Сущность права (современное нормативистское правопонимание на грани двух веков). – Саратов, 2005.

4.                  Бережнов А.Г. «Объективное» и «субъективное» в контексте теоретико-методологических проблем правопонимания // Теоретико-методологические проблемы права / / Под ред. проф. М.Н. Марченко. – М., 2007.

5.                  Горшенев В.М. Функции и содержание норм процессуального права по советскому законодательству // Проблемы правоведения. – Новосибирск, 1967. 6.

6.                  Ильин И.А. О сущности правосознания. Собр. соч. – Т. 4. - М., 1994.

7.                  Кистяковский Б.А. Философия и социология права. – СПб, 1998.

8.                  Крысин Л.П. Словарь иностранных слов. – М., 2010.

9.                  Лейст О.Э. Три концепции права // Государство и право. – 1991. - № 12.

10.              Лейст О.Э. Методологические проблемы соотношения государства и права // Теоретико-методологические проблемы права / Под ред. проф. М.Н. Марченко. – М., 2007.

11.               Лившиц Р.З. О противоречивой двуединой природе права // Подготовка и принятие законов правовом государстве / Под ред. Г.Н. Селезнева. – М., 1998.

12.               Мальцев Г.В. Ранние формы права и государства // Проблемы общей теории права и государства. – М., 1999.

13.               Ленин В.И. Полн. Собр. соч. Т. 33.

14.               Мартышин О.В. Нужно ли единое определение права // Теоретико-методологические проблемы права / Под ред. проф. М.Н. Марченко. – М., 2007.

15.               Мозолин В.П. Система российского права // Труды Московской государственной юридической академии. – 2002. – № 9.

16.               Спиридонов Л.И. Теория государства и права. – М., 1995.

17.               Чечина Н. А. Основниые направления развития гражданского процессуального права // Проблемы защиты субъективные прав и советское гражданское судопроизводство. – Ярославль, 1978.

18.               Фукс С.Л. К вопросу о «полугосударстве» // Правоведение. – 1965. - № 3.

19.               Леже Раймон. Великие правовые системы современности. – М., 2009.

20.               Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 1.

21.               Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т.19.

22.               Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 21.

23.               Поппер К. Объективное знание. Эволюционный подход. – М., 2002.

Поступила в редакцию 15.02.2013 г.