ISSN 1991-3087
Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100
Яндекс.Метрика

НА ГЛАВНУЮ

Исторический путь России по П. Я. Чаадаеву и А. С. Пушкину

 

Богданова Татьяна Владимировна,

аспирантка Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.

 

С тех пор как человек научился мыслить, он начал задаваться вопросом о смысле своего существования. Он размышляет и пытается найти ответ на такие, теперь ставшие вечными, вопросы, как: с какой целью все происходит, какова моя роль в этом, что останется потом и чем запомнюсь именно я. Как один человек, так и целые страны, народы оценивают свою историческую важность, стараются постичь свое предназначение и предсказать свой дальнейший путь. И Россия здесь не исключение. Как известно, без прошлого нет будущего, в связи с этим пересматривают историю и трактуют ее, исходя их своих идей. Было высказано множество предположений, некоторые из которых на время завладевали умами и даже становились официальными теориями, но до сих пор никто так и не пришел к единому ответу.

В 1836году в печати появляется первое философическое письмо, в котором Петр Яковлевич Чаадаев высказывает свой взгляд на исторический путь России.

Буквально на первых страницах Чаадаев упоминает о России как о «своеобразной цивилизации». На мой взгляд, Чаадаев таким образом заявляет, что Россия не полноценная цивилизация, в ней есть определенные черты, которые могут ее так характеризовать, но в целом Россия лишь некое подобие на цивилизацию стран Западной Европы.

Первая мысль, которая встречается в этом письме, заключается в том, что Россия оторвана от остального мира, «мы еще только открываем истины, давно уже ставшие избитыми в других местах и даже среди народов, во многом далеко отставших от нас»[1], «то что в других странах составляет самую основу общежития, для нас – только теория и умозрение»[2]. Все это происходит, по мнению Чаадаева, от того что мы никогда «не шли об руку с другими народами».[3] Мы не развивались наравне вместе с ними, мы шли отдельно, своим путем, не интересуясь достижениями Запада, но и не уделяя внимание Востоку. И в результате «мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода; мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку и у нас нет традиций ни того ни другого».[4] Таким образом, Чаадаев делает вывод, что Россия «стоит вне времени, не затронутая всемирным воспитанием человеческого рода»[5]. Из этого заключения не следует, что Чаадаев считал Россию в это время особенной страной со своим предназначением и путем. Скорее Россия представлялась ему как нечто аморфное, не определенное, бесцветное, чья попытка стать уникальной не оправдалась.

Говоря о прошлом, Чаадаев пишет, что у каждого народа, каждого общества был определенный период «бурных волнений, страстного беспокойства, деятельности необдуманной и бесцельной».[6] Он называет это временем «сильных ощущений, широких замыслов, великих страстей народов».[7] Это эпоха активной деятельности, которая, по мнению Чаадаева, оказывает колоссальное влияние на грядущие поколения и оставляет самые яркие воспоминания в истории того или иного народа. По словам Чаадаева, это есть юность народов. Не будь этой эпохи, народам нечем было бы дорожить, нечего было бы любить. Чаадаев утверждает, что такого периода не было у России, доказывая это тем, что в то время, когда у других была эта стадия развития, у нас была эпоха «тусклого и мрачного существования, лишенного сил и энергии, которое ничто не оживляло, кроме злодеяний, ничто не смягчало, кроме рабства».[8] По словам философа, история нашей юности представляет собой сначала «дикое варварство, потом грубое невежеством, затем свирепое и унизительное чужеземное владычество, дух которого позднее унаследовала наша власть».[9] Мы словно сразу после появления вступили в эпоху старости, так и не накопив воспоминаний и памятников о нашем прошлом. Таким образом, Чаадаев приходит к печальному выводу, что «мы живем один настоящим в самых тесных его пределах, без прошлого и будущего, среди мертвого застоя».[10]

Из-за этой отчужденности от своего прошлого, исторической памяти Чаадаев сравнивает свое поколение с «незаконными детьми, без наследства, без связи с людьми, жившими задолго до»[11]. Именно поэтому «мы не храним в наших сердцах ничего из тех уроков, которые предшествовали нашему собственному появлению».[12] Он пишет, что «с каждым шагом вперед прошедший миг исчезает для нас безвозвратно».[13] И такое удивительное движение во времени обусловлено в первую очередь культурой, «всецело основанной на заимствовании и подражании».[14] На первый взгляд в заимствование опыта и знаний цивилизаций Западной Европы есть только польза для России, и в дальнейшем Чаадаев будет считать это единственным действенным способом для развития, но из-за юности, проведенной в неподвижности, в душе русского не появилось ничего, на что могла бы опереться мысль. И отсюда следует, что «каждая новая идея бесследно вытесняет старую, потому что она не вытекает из них, а является к Бог откуда».[15] Чаадаев констатирует, что, воспринимая лишь готовые идеи «мы растем, но не созреваем; движемся вперед, но по кривой линии, которая не ведет к цели». [16]

В своем «философическом письме» Чаадаев рассуждает о том, что отвага, которую иностранцы отмечают как основную черту характера и восхищаются ею, на самом деле происходит от равнодушия как к опасностям, так и к добру и злу. Русский народ предстает как народ абсолютно равнодушный к истине и лжи, а значит, у него нет стимулов к совершенствованию. Кроме того, раз народ не различает добро и зло, то правила морали, в какой-то степени, являются ему чуждыми.

Народные массы не думают сами, среди них есть определенное число мыслителей, «которые думают за них, сообщают импульс коллективному разуму народа и двигают вперед».[17] Чаадаев задает вопрос: «кто мыслил за нас, кто мыслит за нас теперь»[18], на который, по его мнению, ответа нет или еще хуже ответ - никто. По представлению Чаадаева, страны Европы трудились и творили для общего блага, создавая сокровищницу идей, истин, открытий; мы же, одинокие в мире, «ничего миру не дали, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и все, что нам досталось от этого прогресса мы исказили».[19] Мы не были способны и не способны сейчас дать миру какую-либо великую идею, значимое открытие, появившееся на «бесплодной почве нашей родины». По Чаадаеву наш разум не способен на самостоятельное мышление, но и заимствовать у нас не получается, ибо «мы перенимали только обманчивую внешность и бесполезную роскошь».[20] В пример тому он приводит стремление в свое время Петра Великого цивилизовать и приобщить к просвещению народ, для чего он «кинул нам плащ цивилизации; мы подняли плащ, но не дотронулись до просвещения».[21] То же самое произошло со стараниями Александра I. Из чего Чаадаев делает вывод, что «у нас в крови есть, нечто враждебное истинному прогрессу».[22]

Возвращаясь к прошлому России, Чаадаев утверждает, что в ее истории нет ни одного замечательного события, хоть сколько-нибудь заметного в мировой хроники. Нет ничего, чем бы мы могли гордиться. Лишь территория, да «дикие орды варваров, возмутившие мир, не прошли по стране, в которой мы живем, прежде чем устремиться на Запад»[23] нас едва бы заметили и только этим мы обязаны крошечным местом во всемирной истории.

Будучи религиозным мистиком и сторонником католичества, «единственно истинной религии», хотя католиком Чаадаев не был, он видел причину всех бед в «жалкой и глубоко презираемой всеми народами» Византии, в этом народе отторгнутого от всемирного братства».[24] По мнению Чаадаева, главное идеей Европы было стремление к единству, а мы, оторванные от общей семьи еще больше после свержения ига, не могли воспользоваться идеями, возникшими за это время в единой Европе. Став последним оплотом православия, «мы замкнулись в нашем религиозном обособлении, и ничего из происходившего в Европе не достигало нас».[25] Чаадаев пишет: «мы, хотя и носили имя христиан, не двигались с места», «по-прежнему прозябали, забившись в свои лачуги, сложенные из бревен и соломы».[26] И со временем наша изолированность только росла.

Чаадаев отказывает России в каком-либо будущем. Ибо эту возможность мы упустили. По его словам мы могли бы «стоя между двумя главными частями мира Востоком и Западом, опираясь одним локтем в Китай, другим в Германию, соединить в себе оба великих начала духовой природы: воображение и рассудок, и совмещать в нашей цивилизации историю всего земного шара».[27] Но этой возможностью стать великой державой во всей истории мы не воспользовались, и все что нам остается, в чем Чаадаев видит единственное предназначение России, - это преподать миру великий урок. Все что мы можем - это стать неким образцом как не следует развиваться другим странам. Показательно, что, подписав письмо, Чаадаев назвал Москву Некрополисом, городом мертвых, по сути кладбищем, что доказывает в отсутствие веры в будущее России.

Конечно с такой теорией, которая стирала все прошлое, критиковала настоящее и пророчила незаметное и бесславное будущее, были многие не согласны. В спор вступил давний друг Чаадаева Пушкин.

В своем ответе Пушкин в первую очередь выразил свое несогласие с исторической ничтожностью, с отсутствием, так называемой юности России. Как доказательство он привел войны Олега и Святослава, удельные усобицы, называя их «жизнью полной кипучего брожения и пылкой бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов».[28] По славам Пушкина пробуждение России после татарского нашествия, развитие ее могущества, царствование Иванов, вклад Петра Великого, Екатерины II, Александра I - это не «бледный полузабытый сон»[29], а достойнейшие события истории. У Пушкина совершенно отличный от Чаадаева взгляд на татаро-монгольское нашествие: это было наше предназначение спасти христианскую цивилизацию, поглотив монгольское нашествие необъятными просторами. Если бы не Россия и то, что татары побоялись оставить ее в тылу, то орда прошла бы по Европе, разграбив и уничтожив ее.

 Другая позиция у Пушкина и касательно будущего России. Если Чаадаев утверждает, что это ничем не отличающееся серое существование, без развития, то Пушкин пишет, что в теперешнем положении России есть что-то, что «поразит будущего историка»[30]. В отличие от Чаадаева, Пушкин верил в Россию. В своем послание «К Чаадаеву» он пишет, что долгожданная свобода наступит, исчезнет гнет и самовластье, и «Россия вспрянет ото сна».[31] Он верил, что у России есть свое предназначение. В книге Гейне «Путевые картины», проповедующей братство народов, добивающихся политических прав, связанных общей борьбой против реакционных режимов, Пушкин на полях написал: «Освобождение Европы придет из России, так как только там предрассудок аристократии не существует вовсе».[32]

Пушкин так же не видит ничего плохого в том, что мы переняли веру у Византии. Он соглашается, что в результате некоторых факторов мы были «отделены от Европы и не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясли»[33], но утверждает, что « у греков мы взяли евангелие и предания, но не дух ребяческой мелочности и словопрений».[34] Изначально, пишет Пушкин, «наше духовенство было достойно уважения, оно никогда не пятнало себя низостями папизма».[35] Таким образом, Пушкин говорит, что мы взяли чистую веру, а испортили ее сами и гораздо позже.

Но со многим, что Чаадаев писал про современность и общество Пушкин соглашается. Пушкин разделяет его взгляды на равнодушие, царящее в обществе и отсутствие свободной мысли. «Это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всему, что является долгом, справедливостью и истиной, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству - поистине могут привести в отчаяние».[36]

Спустя некоторое время концепция Чаадаев претерпевает изменения, в некоторых позициях кардинально. Уже в 1832 в письме к А.И. Тургеневу Чаадаев пишет, что просвещенные мысли придут в Россию, и более того они разовьются гораздо лучше, чем это будет на Западе. В силу отсутствия закоренелых предрассудков, привычек и обычаев, «великие идеи, раз настигнув нас, найдут у нас более удобную почву для осуществления и воплощения в людях». [37]

Пять лет спустя Чаадаев в письме А.И. Тургеневу опровергает свою точку зрения об отсутствие ума у русского народа, и осторожно пишет, что ум у нас устроен так, что понятия «возникают поодиночке, внезапно, и почти не оставляют по себе следа». [38] В этом письме впервые Чаадаев размышляет о том, что мы можем сравняться с другими народами и даже перегнать их, потому что перед ними есть ряд преимуществ: «бескорыстные сердце, простодушные требования, потому что мы не удручены, подобно им, тяжелым прошлым, не омрачены закоснелыми предрассудками и пользуемся плодами всех их изобретений, напряжений и трудов».[39]

В своей «Апологии сумасшедшего» Чаадаев меняет многие из своих положений.

Он по-прежнему утверждает, что русский народ не видит различий, или вернее не хочет видеть между истиной и ложью.

Чаадаев все так же неодобрительно отзывается о прошлом России, за исключением дел Петра Великого, «которому мы обязаны нашим величием, нашей славой и всеми благами, какими мы теперь обладаем».[40] Раз Чаадаев говорит о «величие» и «славе», то это означает, что его мнение о сером незаметном существовании изменилось. Перечисляя заслуги Петра Первого, Чаадаев отмечает, что это стало возможным лишь при условии, что общество «отказалось от своих предрассудков, не охраняло ревниво свое варварское прошлое и не кичилось веками своего невежества».[41] До Петра мы «задыхались в нашей истории и тащились, подобно западным народам, через хаос национальных предрассудков, по узким тропинкам местных идей, по изрытым колеям туземных традиций».[42] В доказательство полного отсутствия исторической важности, Чаадаев приводит суждение, что если бы Петр нашел у своего народа «богатую и плодотворную историю», то он бы не стал все изменять, да ему бы не позволила это сама страна, но к моменту воцарения Петра Россия была лишь листом белой бумаги. Теперь уже Чаадаев пишет о славных успехах на поприще прогресса, которых не достигал еще не один народ.

Меняется его взгляд на то, как происходит заимствование. Если в «философическом письме» русский народ заимствовал неразумно и только поверхностно, словно «в крови его было что-то враждебное прогрессу», то теперь это происходит естественно, на пользу, и в отсутствие «узкого эгоизма, ребяческого тщеславия, упрямой партийности»[43] Запада идеи находят свое развитие и воплощение гораздо лучше и быстрее. Теперь в отсутствие такой стадии как юность, в наличие малого исторического опыта Чаадаев видит плюсы: «у нас нет этих страстных интересов, этих готовых мнений, этих установившихся предрассудков - мы девственным умом встречаем каждую новую идею», «мы никогда не жили под роковым давление логики времени» [44].

Абсолютно изменилось мнение Чаадаева о будущем России и о ее месте в мировой истории. Россия вовсе не обречена повторять все ошибки и безумства народов Запада, проходить все бедствия, ими пережитые. Она пришла позже, чтобы не «впадать в их ошибки, их заблуждения и суеверия»[45]. В связи с этим мы «имеем возможность созерцать и судить мир с высоты мысли, свободных от необузданных страстей и жалких корыстей».[46] Впервые Чаадаев высказывает мысль, что у России есть особое предназначение: «мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, которые занимают человечество».[47] Кроме того, «мы самой природой предназначены быть настоящим совестным судом по многим тяжбам, которые ведутся перед великими трибуналами человеческого духа и человеческого общества».[48]

 

Литература

 

1.                  Гершензон М.О. П.Я.Чаадаев: жизнь и мышление. СПб. 1908.

2.                  Гессен А.И. Все волновало нежный ум…Пушкин среди книг и друзей. М. 1983.

3.                  Пузанов Н.Н. П.Я. Чаадаев и его мировоззрение. Киев 1906.

4.                  Пушкин А.С. Собрание сочинений в десяти томах М. 1974-1978.

5.                  Чаадаев П.Я Философические письма // Гершензон М.О. П.Я.Чаадаев: жизнь и мышление. СПб. 1908.

6.                  Чаадаев П.Я. Апология сумасшедшего // Гершензон М.О. П.Я.Чаадаев: жизнь и мышление. СПб. 1908.

7.                  Чаадаев П.Я. Три письма к А.И. Тургеневу // Гершензон М.О. П.Я.Чаадаев: жизнь и мышление. СПб. 1908.

 

Поступила в редакцию 06.05.2015 г.



[1] Гершензон М.О. П.Я.Чаадаев: жизнь и мышление. СПб. 1908 стр. 207.

[2] Там же стр. 208.

[3] Там же стр.207.

[4] Там же.

[5] Там же.

[6] Там же стр. 209.

[7] Там же стр.209.

[8] Гершензон М.О. П.Я.Чаадаев: жизнь и мышление. СПб. 1908 стр.209.

[9] Там же.

[10] Там же стр.210.

[11] Там же стр.211.

[12] Там же.

[13] Там же.

[14] Там же.

[15] Там же.

[16] Гершензон М.О. П.Я.Чаадаев: жизнь и мышление. СПб. 1908 стр 211.

[17] Там же.стр.214.

[18] Там же стр.215.

[19] Там же.

[20] Там же.

[21] Гершензон М.О. П.Я.Чаадаев: жизнь и мышление. СПб. 1908 стр.216.

[22] Там же стр.217.

[23] Там же стр. 215.

[24] Там же стр.216.

[25] Там же. 217.

[26] Там же.

[27] Гершензон М.О. П.Я.Чаадаев: жизнь и мышление. СПб. 1908 стр.215.

[28] Пушкин А.С. собрание сочинений в десяти томах. М. 1878 Т.10 стр. 287.

[29] Там же.

[30] Пушкин А.С. собрание сочинений в десяти томах. М. 1878 Т. 1 стр. 287.

[31] Там же стр.68.

[32] Гессен А.И. Все волновало нежный ум…Пушкин среди книг и друзей. М. 1983 стр.268.

[33] Пушкин А.С. собрание сочинений в десяти томах. М. 1878 Т.10 стр.287.

[34] Там же стр.287.

[35] Там же стр.287.

[36] Там же стр.288.

[37] Гершензон М.О. П.Я.Чаадаев: жизнь и мышление. СПб. 1908 стр. 298.

[38] Там же стр. 306.

[39] Там же стр. 307.

[40] Там же стр. 282.

[41] Там же стр.283.

[42] Гершензон М.О. П.Я.Чаадаев: жизнь и мышление. СПб. 1908 стр.283.

[43] Там же стр.292.

[44] Там же.

[45] Там же стр.291.

[46] Там же стр.292.

[47] Гершензон М.О. П.Я.Чаадаев: жизнь и мышление. СПб. 1908 стр.292.

[48] Там же.

2006-2019 © Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов.
Все материалы, размещенные на данном сайте, охраняются авторским правом. При использовании материалов сайта активная ссылка на первоисточник обязательна.