ISSN 1991-3087
Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100
Яндекс.Метрика

НА ГЛАВНУЮ

«Смерть автора» как методологическое основание культурологического исследования

 

Лиске Ольга Эдмундовна,

студент Томского государственного университета.

 

Каждое литературное произведение может иметь огромное количество интерпретаций. Согласно Р. Барту, текст произведения представляет собой многомерное пространство, которое соткано из множества смыслов и знаков, не имеющих конечной единой интерпретации. Однако, чтобы признать существование всех этих смыслов, необходимо «убить» Автора, чтобы «родился» Читатель, функцией которого и станет приписывание определенного смысла тексту и знакам. В противном случае если тексту присваивается Автор, признается и конечная интерпретация текста (авторская).

Все смыслы в произведение вкладывает не Автор, а сам Читатель. Именно он собирает воедино все штрихи и детали произведения и определяет для себя смысл прочитанного. Согласно Барту, «Читатель — это человек без истории, без биографии и без психологии» [1, С. 390], то есть это некто, кто читает текст и присваивает определенное значение написанным знакам. Однако такое отношение Барта к Читателю нам кажется преждевременным, потому что Читатель существует в определенном контексте, который полностью определяет его интерпретацию и посредством этой интерпретации мы не можем прийти к окончательному смыслу текста, но фиксировав текст и сравнивая две различные интерпретации, мы можем получить дополнительную информацию о различиях в контекстах этих интерпретаций.

Рассмотрим пьесу А.П. Чехова «Вишневый сад», которая имеет огромное количество трактовок. Сравним две интерпретации – советскую (статья «Идейный смысл и художественные особенности пьесы «Вишневый сад»» Ревякин Александр Иванович, 1956) и постсоветскую (статья «Постигая «Вишневый сад»» Владимир Борисович Катаев, 1995).

Прежде всего следует определить литературные особенности произведений А.П. Чехова, обусловившие появление многочисленных трактовок. Для чеховской драмы характерно большое количество пауз и недомолвок, случайных звуков, которые формируют подтекст пьесы. Вследствие этого появляется двойственность смыслов в произведениях и наличие в пьесах «подводного течения». То есть Чехов даже не пытается указывать на «правильное» решение проблемы героев. Это предлагается сделать самому зрителю или читателю.

Так в советское время, А.И. Ревякин, советский литературовед, увидел идейный смысл пьесы «Вишневый сад» в оправдании и правильности совершившейся революции. Акцент был сделан прежде всего на сюжет пьесы: продажу имения и вырубку вишневого сада, как избавление от самодержавного прошлого России. Статья строиться на идее четкого разделения общества на классы, которые находятся в состоянии неразрешимого конфликта. Дворянство (Раневская), со своими традициями, противопоставляется буржуазии (Лопахин), а она в свою очередь находится в оппозиции к новому зарождавшемуся классу трудящихся (Трофимов). Исходя из такого противопоставления Ревякин делит всех персонажей пьесы на идейные группы соответственно: прошлое России, настоящее и будущее. На последнюю возложены особые надежды, ведь именно в Трофимове Ревякин видит образец нового советского человека, который пропагандирует и возвеличивает роль труда, проявляет преданность общему делу, и считает сад достоянием всего народа. В следствие этого правомерным объясняется и диктатура пролетариата, так как дворянство уже отжило свой век вместе с самодержавием, а буржуазия не способна решительно изменить жизнь. Вся статья акцентирует внимание лишь на социальном и идейном аспекте пьесы. Подчеркивается и политическая позиция самого писателя, соответствующая революционным мотивам и стремлению к «светлому будущему» [3].

Но уже в 1995 году известным чеховедом В.Б. Катаевым была написана иная статья, которая разительным образом отличается от советской. Данная статья направлена уже не на обличение социальных и исторических процессов дореволюционной России, а на раскрытие драмы человеческой жизни переходного периода. Для него важно показать внутренние эмоции героев, их страхи и переживания. Дается подробный разбор своеобразия чеховского языка построения диалогов, через который выводится особый подтекст пьесы, понимание главной мысли без буквального ее воспроизведения.

Владимир Борисович не привязывает сюжет и смысл произведения к автору или к эпохе, когда оно было написано. Он акцентирует внимание не на разрозненности всех социальных слоев, а наоборот, на наличии общего объединяющего всех персонажей настроение тоски и отчаяния, хотя они сами убеждены в том, что их стремления и мечты прямо противопоставляются друг другу. Также он особенно выделяет тему растерянности и страха героев пьесы перед будущими неизбежными изменениями. Весь комизм пьесы он видит в том, что герои не понимают друг друга, говорят реплики невпопад, поступают нелогично и на первый взгляд бессмысленно и эгоистично.

Для него пьеса — это отражение состояния общества в переломное время. Описание чувств отдельного человека, через обыденные жизненные события [2].

Таким образом, исходя из этих двух трактовок, можно выделить двух совершенно разных Читателей. Для каждого из которых это произведение открылось по-разному. Если рассматривать советскую трактовку, то в ней упор делался на социальный подтекст пьесы, акцентировалась классовая борьба и «рождение» первого советского человека – Трофимова. Эта интерпретация как нельзя лучше иллюстрирует ценности того времени, подчеркивается слава революции, ценность труда, пренебрежительное отношение в бывшему дворянству. Такая однонаправленность взглядов говорит и о жесткой советской политике, которая пыталась исключить инакомыслие и расхождение с главными установками нового государства. Мы видим Читателя, который загнан в определенные рамки, об этом свидетельствует и название самой статьи.

Вторая трактовка открывает нам другого Читателя полностью свободного в своих действиях. Статья Катаева была написана в 1995 году, когда уже не было диктатуры советского правительства, и рождалась новая Россия. Именно этот автор и дает поэтому такую распространенную трактовку, которая не опирается ни на какие конкретные установки или ценности. 90-е годы XX века подобны переходному времени конца XIX начала XX столетия, человек оказывается опять на перепутье, ощущение скорых перемен, стремление в «светлое будущее». Человек ничем не ограничен в своих высказываниях, имея полную свободу, он в тоже время оказывается бездейственным, беспомощным и беззащитным. Именно эта схожесть эпох и дает повод для рождения нового Читателя, который отходит от идейной направленности интерпретации. Читатель теперь обращен в себя, коллективное сознание отходит на второй план. Рассматривая переживания и реплики отдельных героев переходного времени, он сам того не подозревая соотносит себя с ними.

Таким образом, данная методологическая концепция дает возможность проследить различие целых культурных эпох через отдельные критические произведение. Опираясь на них, мы можем более глубоко и тонко проанализировать человека в контексте данной эпохи его мироощущение, ценности, и жизненные ориентиры.


Литература

 

1.                  Барт Р. Смерть автора // Избранные работы: Семиотика: Поэтика: Пер. с фр. / ред. В.Д. Мазо, Г.К. Косикова. – М.: Прогресс, 1989. – С. 384-392.

2.                  Катаев В.Б. Постигая «Вишневый сад» // Сложность простоты: рассказы и пьесы Чехова / В.Б. Катаев. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 2002. – С. 40-59.

3.                  Ревякин А.И. Идейный смысл и художественные особенности пьесы «Вишневый сад» [Электрон. ресурс] / Электрон. дан. – М.: Госуд. учебно-педагогическое изд-во Министерства просвещения РСФСР, 1956. – URL: http://www.biografia.ru/arhiv/material25.html (дата обращения: 16.03.2016).

 

Поступила в редакцию 11.04.2016 г.

2006-2019 © Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов.
Все материалы, размещенные на данном сайте, охраняются авторским правом. При использовании материалов сайта активная ссылка на первоисточник обязательна.