Особенности недействительности предпринимательских договоров
Болотников Александр Геннадьевич,
магистрант юридического факультета Ростовского филиала РТА РФ Российской таможенной академии.
Features of invalidity of enterprise agreements
Bolotnikov Alexander Gennadievich,
Rostov Branch of the Russian Federation's RTA of the Russian Customs Academy, Master of Law.
В статье рассматриваются причины и позиция государственного законодательства, устанавливающие особенности недействительности предпринимательских договоров; особое внимание уделяется вопросу об индивидуальном нормировании последствий недействительности договора.
Ключевые слова: недействительность договора, последствия недействительности сделки, предпринимательская деятельность.
The article examines the reasons and position of the state legislation that establish the peculiarities of the invalidity of business contracts; special attention is paid to the issue of individual rationing of consequences of invalidity of the contract.
Keywords: invalidity of the contract, consequences of invalidity of the transaction, entrepreneurial activity.
Реформа общей части обязательного права, начавшаяся в связи с принятием Федерального закона от 8 марта 2015 г. N 42-ФЗ обращает внимание в числе других, на особенности недействительности договора. Изменения, гражданского законодательства, прописанные в Гражданском кодексе Российской Федерации (ст. 431.1 ГК РФ), в связи с главенствующим юридическим значением договора в гражданско-правовой сфере, направлены на то, чтобы обеспечить стабильность гражданско-правовую договорную сферу, а так же укрепить и защитить предпринимательскую договорную сферу от недобросовестных ее участников, помимо этого они направлены на повышение роли индивидуальных актов-регуляторов в части определения последствий совершения порочной сделки.
Итак, теперь в соответствии с п. 1 ст. 431.1 ГК РФ общие положения гражданско-правового кодификационного акта о недействительности сделок, сосредоточенные в § 2 гл. 9, применяются к договорам постольку, поскольку иное не установлено.
Конечно же, новеллы законодательства о недействительности сделок, двусторонних или многосторонних, которые предусмотрены в ст. 431.1 ГК РФ, имеют ограниченную область приложения – относятся конкретно к договорам, в ходе которых осуществляется предпринимательская деятельность; такими образом, если договор, не сопряжен с осуществлением контрагентами предпринимательской деятельности, подчиняется общему правовому режиму о недействительности сделок (хотя возможность отступления от него все-таки сохраняется посредством установления «неординарных» правил об отдельных видах договоров).
Почему был определен именно такой подход к определению недействительности предпринимательского договора? Ответ прост, данный подход был принят для того, чтобы нормализовать и последовательно разграничить предпринимательские и непредпринимательские обязательства с учетом их сущностных особенностей (см. ст. 310, п. 3 ст. 388, п. 1 ст. 388.1, абз. 2 п. 1 ст. 450, п. 6 ст. 450.1 ГК РФ и пр.) в «формате» дуализма гражданского права, о котором, по точному заключению В.Д. Рузановой, «...вполне обоснованно говорить как о его внутреннем делении, не нарушающем целостность данной отрасли права».
Отражая специфику договора, законодатель прежде всего ощутимо ограничивает саму возможность требовать признания недействительной двух- или многосторонней сделки в случае ее исполнения контрагентом (т.е. речь идет об «изначальном» запрете - на заявление соответствующего требования ). Согласно п. 2 ст. 431.1 ГК РФ не вправе требовать признания договора недействительным сторона, которая приняла от контрагента исполнение по договору, но при этом полностью или частично не исполнила свое обязательство (по-видимому, даже тогда, когда срок исполнения обязательства еще не наступил). Тем самым приведенное предписание, сориентированное главным образом на взаимные возмездные договоры (предполагающие получение встречного предоставления за исполнение обязанностей), подразумевает случаи несоизмеримости исполненного сторонами (в соотношении с «запрограммированными» в договоре размерами взаимных предоставлений).
Неочевидным, однако, остается ответ на вопрос об объеме принятого исполнения (только полное исполнение либо также и частичное). Если в отношении невыполнения встречного обязательства Кодекс прямо оговаривает допустимость установления факта как полного, так и частичного неисполнения, то по поводу принятия исполнения законодатель хранит молчание (в свете чего напрашивается вывод о полном исполнении контрагентом договора). Затронутый пробельный момент видится ненадуманным, если принимать в расчет проблемы, с которыми сталкивается судебная практика при исследовании «количественного аспекта» в сходных (пусть даже и отдаленно) ситуациях: так, вопрос о размере предоставления встает при оценке возмездности приобретения имущества в целях применения ст. 302 ГК РФ (как известно, суды исходят из того, что приобретатель не считается получившим имущество возмездно, если отчуждатель не получил в полном объеме плату или иное встречное предоставление за передачу спорного имущества <6>). Полагаем все-таки, что о принятии от контрагента исполнения по договору уместно говорить не только при выполнении контрагентом своих обязательств полностью, но и в их существенной части (кроме того, справедливо, на наш взгляд, было бы задействовать разбираемую запретительную норму во всех случаях, когда имеет место явная диспропорция между размерами фактически произведенных сторонами встречных предоставлений (естественно, не в «пользу» контрагента).
Еще одно специальное правило, предусмотренное п. 3 ст. 431.1 ГК РФ, касается применения последствий недействительности предпринимательского договора. Действие общих последствий недействительности сделки (ст. 167 ГК РФ) может быть «заблокировано» соглашением сторон, которое определяет иные последствия недействительности договора (частичную реституцию, замену реституции возмещением убытков и др.). Не будет преувеличением увидеть в этом проявление общей тенденции к усилению саморегулятивных (диспозитивных) начал, причем в сферах, традиционно подвергаемых в основном централизованной регламентации (к ним, в числе прочего, всегда относилась область отношений, связанных с недействительностью сделок).
Стоит подчеркнуть, что речь идет о наступлении иных, нежели определенных в ст. 167 ГК РФ, последствий совершения порочной сделки, признанной судом недействительной. В этом коренное отличие случая, закрепленного в п. 3 ст. 431.1 ГК РФ, от ситуации, при которой применяются особые последствия нарушения, вообще не связанные с недействительностью сделки, причем такие последствия могут:
а) следовать из закона (см. ст. 168 ГК РФ);
б) применительно к сделке, совершенной без необходимого в силу закона согласия, - устанавливаться соглашением с лицом, согласие которого не было получено, правда, лишь в предусмотренных законом случаях (п. 1 ст. 173.1 ГК РФ). Таким образом, законодатель, внедрив положения о договорном способе определения последствий совершения правонарушения, все-таки не пустил дело на самотек, ограничив саморегулирование указанием на допустимость достижения соглашений по поводу особых последствий нарушения правил о согласовании сделки, если на это имеется санкция закона либеральное решение, при котором последствия отсутствия необходимого согласия на сделку могли быть предусмотрены в случаях, предусмотренных и законом, и соглашением (без каких-либо оговорок)).
Параллельно для соглашений об иных последствиях недействительности договора вводится целый ряд требований, а именно:
а) относительно времени заключения соглашения – договоренность должна быть достигнута после признания договора недействительным (темпоральное условие), что, правда, достаточно проблематично, учитывая общепринятую и вытекающую из закона (см. ст. 12, п. 2 ст. 181 ГК РФ) практику соединения требований о признании оспоримой сделки недействительной и о применении последствий ее недействительности. Логичным и, думается, востребованным механизмом являются заключение соглашения в качестве мирового и его утверждение судом при одновременном удовлетворении иска о признании договора недействительным (хотя, конечно, при таком раскладе трудно считать соглашение заключенным после признания договора недействительным). Во всяком случае законодателю необходимо снять с повестки дня (через уточнение положений ГК РФ) вопрос о допустимости и условиях автономного рассмотрения судом названных требований (в настоящее же время Кодекс прямо предусматривает возможность обособленного их рассмотрения лишь при ничтожности сделки, и то – при определенных обстоятельствах (см. п. 3 ст. 166 ГК РФ));
б) касаемо его невлияния на субъектов, не участвующих в сделке, - соглашение не должно, во-первых, затрагивать интересы третьих лиц и, во-вторых, нарушать публичные интересы (условие об отсутствии у соглашения внешнего негативного эффекта).
Обозначенное индивидуальное «нормотворчество» носит ограниченный характер, поскольку п. 3 ст. 431.1 ГК РФ охватывает только ситуации, когда предпринимательский договор признается недействительным, опять же, по требованию одной из его сторон (а не иного субъекта) и при этом речь идет об оспоримости (но не ничтожности) сделки. Последнее правило, исходя из характера и последствий дефекта ничтожной сделки (ст. 168 ГК РФ предусматривает ничтожность сделки при посягательстве на публичные интересы либо нарушение прав и законных интересов третьих лиц, ст. 169 ГК РФ фиксирует ничтожность антисоциальной сделки и т.д.), в целом кажется рациональным; помимо прочего, оно находится в общем русле справедливо подмеченной М.Н. Илюшиной усиливающейся диверсификации «...механизма правового регулирования недействительности сделок... для ничтожных и... оспоримых сделок» [2].
Хотя, пожалуй, и неаксиоматичным, для всех без исключения оснований ничтожности. Кстати сказать, в упоминавшейся Концепции развития гражданского законодательства РФ оговаривалась возможность заключения соглашений «о возвращении полученного по ничтожной сделке» (п. 7.1 разд. V), однако данная идея в итоге не получила законодательного воплощения.
Завершая обзор законодательных изменений, нельзя не обратить внимания на то, что некоторые предлагавшиеся проектом Федерального закона от 27 апреля 2012 г. N 47538-6 нововведения в итоге не были легализованы. В частности, отвергнутым оказалось правило о невозможности применения судом последствий недействительности ничтожного договора по собственной инициативе; в условиях наличия ранее введенных ограничительных положений п. 4 ст. 166 ГК РФ это видится вполне разумным.
Литература
1. Егорова М.А. Конвалидация недействительных договоров на основании принципа estoppel в российском гражданском законодательстве // Юрист. 2014. N 1. С. 13 - 16.
2. Илюшина М.Н. Реформа отечественного гражданского законодательства о недействительности сделок: цели и актуальное состояние // Законы России: опыт, анализ, практика. 2014. N 5. С. 3 - 9.
3. Луканова А. Исцеление недействительных сделок // ЭЖ-Юрист. 2015. N 1 - 2. С. 12.
4. Чеговадзе Л.А., Касаткин С.Н. Недействительность и иные правовые последствия сделок // Законы России: опыт, анализ, практика. 2014. N 5. С. 9 - 13.
Поступила в редакцию 13.09.2017 г.